Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ту, которая написана на листе, пахнущем бумагой?
Подняв голову, она встретила его взгляд, и ее глаза были полны горя.
– Ту, которая написана почерком, слишком похожим на мой. Все подумают, что именно я украла картины из музея, у своей семьи.
– Это была подделка. Я найду другие копии и уничтожу их, – пообещал Фэллон и воткнул вилку в кусок мяса.
– Как?
Разве она не понимает? Во всем этом деле поиск записки – самое простое. Он уже начал этот процесс в тот самый момент, когда вернулся в штаб-квартиру с нею на руках. Приказы были отданы несколько часов назад, и даже сейчас их выполняли.
А самое трудное – вот это: сидеть здесь в ее присутствии и пытаться держаться с ней по-деловому. «Она считает тебя другом, а теперь и своим похитителем, – напомнил он себе. – Ничего не получится, сколько бы времени вы ни провели вместе, да ничего и не должно получиться».
– Вам следует беспокоиться только о том, чтобы хорошо отдохнуть. У вас травма головы. Вам не стоит тревожиться о…
– Там говорится о моем отце… – перебила она. – Я не люблю ссоры. Это может послужить началом скандала, который разразится в моей семье. Вы не представляете, каким он может быть. Папа может поверить, что я действительно написала эти ужасные слова.
– Не поверит. – Фэллону захотелось протянуть руку, чтобы взять ее ладонь в свою и утешить, но он сдержался.
– Отец уверен, что моя мать – самая плохая. Почему бы ему не поверить и в это?
– Эта бумага не пахнет. – Фэллон не мог подобрать слова. Изабель нельзя знать правду об Обществе запасных наследников или о прошлых делах своего отца, связанных с Реджинальдом Грейплингом. Мало того, что эти ответы приведут к вопросам, на которые он не сможет ответить, но Изабель и правда могут убить. Он не мог вынести мысли о том, что Грейплинг способен протянуть свои щупальца даже до этой спальни, но слишком многое было поставлено на карту, чтобы не принимать угрозы этого человека в расчет. Фэллон страстно желал разрушить любую привязанность, которую она, возможно, питает к Грейплингу, но он должен молчать. Образ обмякшего тела Изабель на полу музея накрепко засел в его памяти, и, как он ни старался, он не мог выбросить его оттуда.
– Просто доверьтесь мне, – повторил он.
– Мне было так стыдно читать это… будто я высказала свои самые худшие мысли о своей семье. Кто бы это ни написал… Откуда вор знает обо всем этом? Почерк и правда очень сильно похож на мой. Возможно, я и ответственна за кражу, но разве что тем, что просто сильно ударилась головой и ничего не помню. Наверное, я сошла с ума. С людьми это иногда случается.
Он наклонился вперед, внимательно всматриваясь в ее полные тревоги глаза.
– Вы не писали эту записку. Это не ваши мысли. Вы знаете, что правда, а что нет.
Она кивнула и с минуту смотрела на стол между ними.
– Я никогда не сказала бы этого вслух и тем более не написала бы в записке, которую кто-то может найти и прочитать. Я бы никогда не украла что бы то ни было у своей семьи. – Она посмотрела на него глазами, полными слез. – Но у меня были похожие мысли, когда я только узнала о свадьбе Виктории. Так что там есть доля правды.
– Там нет правды, – возразил Фэллон. Только после того, как слова слетели с его губ, он услышал, насколько резким был тон его голоса, и вздохнул, откинувшись на спинку стула. Это был командный голос, призванный прекратить спор между людьми. Но здесь все было по-другому.
– Человек, который написал эту записку, пытался убить вас. Тот же человек украл произведения искусства, за которыми вы присматриваете, и оставил вас умирать, чтобы в краже обвинили вас. В этом нет правды, миледи, одна ложь.
Изабель притихла на минуту, допивая вино.
– Изабель. – Его кулаки сжались и разжались под столом, прежде чем он посмотрел на нее.
Хоть это и было его желанием – называть ее по имени, но разве это не один из элементов поведения, вполне соответствующего социальным стандартам, который почему-то отсутствовал в общении между ними? Она уже ужинает в его спальне и доверяет ему, это ослабляет его контроль над ситуацией. А у него есть свои люди, которых нужно контролировать. Она отвлекает его от всего, на чем он должен сосредоточиться. Он не может позволить себе чувствовать что-нибудь к ней. Она оставит след в его жизни, просто существуя здесь, в его мире, и все. Если он достигнет успеха и разрешит этот скандал вокруг нее, она вернется под опеку отца. Жизнь вернется в нормальное русло для них обоих, и свет, который она принесла в его жизнь, погаснет. В конце концов, это его работа – защищать ее, но, черт возьми, разве он сам как человек не нуждается в защите тоже? Что станется с ним, когда она исчезнет?..
Если держать ее здесь было неразумно, то называть ее по имени, пока она здесь, – уже просто безумие, понял он. Несмотря на все это, он открыл рот и едва промямлил самое красивое в английском языке слово:
– Изабель, можете называть меня Фэллоном.
– Раз тебя похитил пират, думаю, что называть друг друга по имени вполне уместно, – задумчиво сказала она, ставя бокал на стол.
– Вы знаете, что все это делается для вашей безопасности.
Изабель пропустила его замечание мимо ушей, и на ее лице появилась легкая улыбка, когда она принялась рассматривать его.
– Фэл-лон Сент-Джеймс, – произнесла она по слогам.
– Да? – Он не был уверен, но принял эту внезапную перемену в выражении ее лица за признак того, что она смирилась со своим положением. Если бы он был мудр, то больше бы радовался ее колким замечаниям и грусти как способу удержать дистанцию между ними, но, когда речь шла об Изабель, его обычное здравомыслие покидало его. Поэтому он наклонился вперед, купаясь в теплых лучах ее солнечного настроения.
– Это ваша спальня, – сказала она.
– Мы уже это выяснили, правда, тогда еще сказывались последствия вашей травмы.
Подняв руку, она потрогала обитую тканью панель на стене рядом, провела рукой по краю цветка, вытканного фиолетовым.
– Комната с цветами. И вы здесь спите…
Он отодвинулся назад на стуле, понимая, куда она клонит.
– У вас есть вопросы на этот счет?
– Нет. – Она оглянулась вокруг, внимательно рассматривая каждую деталь в комнате. – Просто вы не похожи на человека, которому нравится такое изобилие цветов вокруг. Вы ведь даже не танцуете.
– А какое отношение танцы имеют к убранству комнаты? Вы хорошо себя чувствуете? Я могу снова послать за доктором, – попытался он перевести разговор на другую тему.
– Я в порядке, – махнула она рукой, – насколько это может быть в данных обстоятельствах, полагаю. Я удивлена – только и всего.
– Что джентльмен, который не танцует и не может сердечно улыбаться, спит в комнате, украшенной цветами? – спросил он, продолжая ее мысль.