тебя, Илья. Когда ты шел по подъезду, ты ничего подозрительного не видел?

— Пьяные сантехники этажом ниже считаются? Тогда нет.

— Может, слышал?

— Шум слышал выше, — намекнул я на вторую группу наблюдателей. — В подъезде было тихо, поэтому звуки хорошо разносились. Поэтому я Феде и сказал двигаться побыстрее — побоялся, что это по его душу.

— И как скоро вы вышли?

— Да сразу же. Федя даже не все нужные вещи взял.

Я показывал готовность к диалогу, но чувствовал напряжение, потому что был уверен: не просто так приехал этот мужик. Для того чтобы задать такие вопросы, достаточно кого-то рангом пониже, а то и вообще — телефона. Так что важность этих вопросов вовсе не в них самих, а в том, что им сопутствует. Отслеживание эмоций? Очень может быть.

Алексей Дмитриевич менял вопросы, делая разные акценты, но все они сводились к одному: не видел ли я чего странного. Потом с тем же набором он приступил к Феде, получив примерно те же ответы.

— То есть ничего не видели и не слышали оба, так?

Мы кивнули.

— Тогда как вы объясните вот это?

Он открыл принесенный с собой ноут и запустил короткое видео с названием из цифр и букв. На видео показывался Федин подъезд, дверь в котором сама открылась. Признаться, я просмотрел его с недоумением, с таким же недоумением посмотрел на Алексея Дмитриевича.

— Может ветер? — предположил Федя, который тоже ничего не понял.

— Ветер, говоришь. Сейчас запущу с увеличением и на другой скорости.

И вот когда он это сделал, я разглядел вылетающие из подъезда смазанные силуэты. Кто это был, определить не представлялось возможным, но я сразу заподозрил, что это мы с Федей.

— Фига себе… — выдохнул восхищенно друг. — Ну и скоростища. Это кто?

— Мы подозреваем, что вы, — спокойно ответил Алексей Дмитриевич. — В указанное время вы единственные, кто покинул подъезд и не был идентифицирован.

Федя расхохотался.

— Если бы я мог носиться с такой скоростью, я бы побеждал на всех соревнования. Илья бегает быстрее меня, но до такого даже он недотягивает.

— То есть ты уверен, что это не вы?

Федя замотал головой.

— Конечно, не мы. Мы так быстро двигаться не умеем. То есть за Илью не скажу, у него могут быть свои секреты, а вот я точно ничем таким не владею. Но вообще, мне кажется, это какой-то сбой записи. Помехи наложились.

— Плохо, — сказал Шелагин.

— Почему, Александр Павлович? — удивился я.

— Получается, что вы даже не заметили, как вас зацепило чужим заклинанием, — пояснил он. — То есть Родионовы куда более искусны, чем хотят показать.

— Главу Рода нужно брать за жабры, — уверенно бросил Алексей Дмитриевич.

— А что мы им предъявим? Это даже не его люди под заклинанием.

— Косое использование заклинаний в общественном месте. Следы его людей в подъезде были обнаружены. Например, этажом выше зажигалка с отпечатками пальцев одного из их боевиков.

Точно, один как раз вертел что-то в руке, что и уронил, когда я его Оглушением приложил. Видно, не в таком состоянии очнулся, чтобы по полу ползать и зажигалку искать.

— Потеря зажигалки — это не преступление. Нападения мы не зафиксировали.

— Наблюдение они не сняли.

Шелагин посмотрел на нас так, как будто мы находились в собственной кухонной палатке, исключительно чтобы их подслушивать, и сказал:

— Алексей Дмитриевич, вы здесь узнали все, что хотели?

— Не совсем. Я хотел бы пообщаться еще с Песцовым. Без слушателей.

— Алексей Дмитриевич! — возмутился Шелагин.

— Я все равно переговорю рано или поздно. Лучше сейчас, чтобы все вопросы отпали.

Хотел бы я сказать, что мне скрывать нечего, но это было совсем не так. Тем не менее я уже показал готовность к диалогу, поэтому уходить в отказ, да еще непонятно из-за чего, было бы странно. Я глянул в кастрюлю — каша приготовилась полностью, выключил плитку и сказал:

— Я готов с вами переговорить хоть сейчас. Куда пройти?

— Отлично. Никуда идти не нужно.

Он использовал не артефакт, но заклинание, в результате которого мы как будто оказались в пузыре, в который звуки извне не доносились и, подозреваю, из которого тоже ничего не было слышно.

— Зачем тебе потребовалось вытаскивать из защищенной квартиры Шишкина? — жестко спросил он. — Ты же понимаешь, что подвергнул его жизнь опасности и только чудом он не пострадал?

— Я понимаю, что ему там было куда опасней оставаться, чем ехать сюда, — возразил я, возмущенный наездом. — Как вы охраняете, мы уже видели. Вы даже не смогли заметить, как мы вышли из подъезда, потому что у вас техника оказалась неисправна. И присутствие родионовских людей определили только по найденной зажигалке.

— Положим, не только, — недовольно ответил он.

— Я посчитал, что моему другу там опасно, и сделал все, чтобы его вытащить. Я не чувствую себя виноватым, если вы на это намекаете. Я уверен, что поступил правильно.

— А я уверен, что друг твой только чудом остался в живых, — продолжал наседать он на меня. — Ты, часом, не договорился с Родионовыми?

Это было так неожиданно и так не похоже на все обвинения, что я надумал, что я на мгновение впал в ступор, а потом зло бросил:

— Вы охренели?

— Как ты со мной разговариваешь?

— Нет, это как вы со мной разговариваете? Я глава Рода, извольте относиться с уважением.

— С такой наследственностью, как у тебя, уважение ой как долго придется заслуживать, — зло сказал он. — Ты главой Рода стать не успел, а уже влез в сомнительные сделки. Причем если учитывать известные нам, то денег у тебя на руках оказывается намного больше, чем ты получил по ним.

Потому что Власов о металле Изнанки не сказал никому. Со мной расплатился, а дальше информацию не отправил, вот и не складывается у моего собеседника нужная сумма. А репутация отца, похоже, сыграла со мной злую шутку, и «дурной кровью» меня считает не только дед. Но что бы там ни было с моим отцом, я — это я и переносить на меня его дела никто права не имеет.

— Ерунду городите, — пренебрежительно бросил я. — Логики в ваших рассуждениях ноль. Если бы мне заплатили за то, что я вытаскиваю