Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– На сегодняшний день в Соединенных Штатах насчитывается несколько миллионов аутистов, – говорит Эрик.
– Да, но…
– Стоимость содержания этой социальной группы, включая психиатрические больницы для наименее приспособленных, обходится в несколько миллиардов в год. Если лечение сработает, эти деньги можно будет потратить на другие нужды.
– Рынок труда не справится с таким количеством новых работников, – возражает мистер Алдрин. – Хотя некоторым уже поздно. Например, Джереми… – Мистер Алдрин, покраснев, осекается на полуслове.
Не понимаю: он сердится или ему стыдно? Глубоко вздохнув, мистер Алдрин добавляет:
– Джереми, мой брат… в его возрасте уже не найти работу.
– У вашего брата аутизм? – спрашивает Линда, в первый раз взглянув мистеру Алдрину в лицо. – Вы не говорили.
Мне холодно, будто с меня сняли одежду. Я-то думал, что мистер Алдрин не знает, что у нас в голове, но, если у него брат с аутизмом, он, возможно, знает больше, чем я полагал.
– Я не думал, что вам интересно… – Лицо у мистера Алдрина по-прежнему красное и лоснится от пота, и мне кажется, он говорит неправду. – Джереми старше вас всех. Он живет в специальном учреждении.
Я стараюсь сопоставить новую информацию – наличие у мистера Алдрина брата-аутиста – с его отношением к нам, поэтому молчу.
– Вы нас обманули, – говорит Кэмерон.
Веки у него полуприкрыты, голос сердитый. Мистер Алдрин вскидывает голову, будто его дернули за нитку, привязанную к макушке.
– Я не обманывал!
– Есть два типа лжи, – продолжает Кэмерон (я понимаю по тону, что он цитирует). – Прямая ложь – когда собеседнику говорят заведомо ложную информацию, и косвенная ложь – по умолчанию, когда правдивую информацию не сообщают. Вы солгали, скрыв, что ваш брат страдает аутизмом.
– Я вам не друг, а начальник! – выпаливает мистер Алдрин.
Он краснеет еще больше. Раньше он называл себя другом. Он врал тогда или сейчас?
– Я имею в виду… это не относится к работе…
– Вы поэтому вызвались руководить нашим отделом! – говорит Кэмерон.
– Нет. Изначально я вообще не хотел!
– Изначально… – вставляет Линда, она все еще пристально смотрит в лицо мистеру Алдрину. – Почему передумали? Из-за брата?
– Нет. Вы совсем на него не похожи. Он очень… болен.
– Вы хотите, чтобы он тоже прошел лечение? – спрашивает Кэмерон.
– Я… не знаю.
Тоже мало похоже на правду. Пытаюсь представить брата мистера Алдрина, этого незнакомого мне человека с аутизмом. Если мистер Алдрин считает, что его брат очень болен, то что он на самом деле думает о нас? Каково было его детство?
– Еще как хотите! – продолжает Кэмерон. – Если вы советуете пройти лечение нам, то, наверное, думаете, что и ему поможет. Может быть, вы рассчитываете, что, если уговорите нас, они и вашему брату все оплатят? Скажут: молодец, держи конфетку!
– Вы несправедливы! – говорит мистер Алдрин, он тоже повышает голос.
На нас оборачиваются. Лучше бы мы были не в пиццерии.
– Он мой брат, разумеется, я хочу помочь ему, чем только могу, но…
– Мистер Крэншоу обещал вам, что предоставит лечение вашему брату, если вы нас уговорите?
– Нет… все не так… – Глаза бегают, он то краснеет, то бледнеет. На лице читается усилие – он придумывает достоверную ложь.
В учебниках пишут, что аутисты наивны и их легко обмануть, поскольку они не различают мелкие нюансы в общении. По-моему, ложь – это не мелкий нюанс. Лгать нехорошо. Жаль, что мистер Алдрин нам врет, но хорошо, что он врет плохо.
– Если на лечение для аутистов недостаточно спроса, зачем оно вообще нужно компании? – спрашивает Линда.
Зря она перевела тему, но уже слишком поздно. Лицо мистера Алдрина слегка расслабляется. У меня есть одна догадка, но нужно уточнить.
– Мистер Крэншоу сказал, что позволит нам не лечиться, если мы откажемся от привилегий, правда?
– Да, а что?
– То есть он хочет использовать наши сильные стороны, не имея дела со слабостями.
Мистер Алдрин морщит лоб. Это признак замешательства.
– В общем, да… – произносит он медленно. – Только не представляю, как это связано с лечением.
– Исследование, предложенное в статье, должно нести финансовую выгоду, – говорю я мистеру Алдрину. – Не думаю, что они собираются заработать на лечении аутизма – дети-аутисты больше не рождаются, по крайней мере в нашей стране. Аутистов нашего возраста недостаточно. Но у нас есть способности, приносящие прибыль, и, если это будут уметь нормальные люди, прибыль возрастет.
Я вспоминаю, как тогда в кабинете на несколько мгновений перестал видеть в символах смысл, прекрасные в своей стройности закономерности вдруг спутались, оставив меня в недоумении и тревоге.
– Вы наблюдаете за нами долгие годы, вам известно, что это.
– Ваши способности к анализу и математике – вы же знаете.
– Нет. Вы сказали, что мистер Крэншоу считает, что в анализе закономерностей нас могут заменить компьютеры. Тут что-то другое.
– Я все же хочу узнать про вашего брата, – вставляет Линда.
Алдрин закрывает глаза, прячась от ее взгляда. Меня за это всегда ругали. Вновь открывает.
– Вы… неугомонные… – произносит он. – Не остановить.
В голове формируется алгоритм, кружатся и меняются местами полоски тьмы и света, я почти вижу рисунок. Но данных недостаточно, мне нужно больше информации.
– Объясните, откуда берутся деньги, – говорю я Алдрину.
– Какие деньги?
– Которые компания нам платит.
– Это сложно, Лу… Вы вряд ли поймете.
– Попытайтесь, пожалуйста, мистер Алдрин. Мистер Крэншоу утверждает, что мы обходимся слишком дорого и вредим выручке. Откуда идет выручка?
X
Мистер Алдрин молча смотрит на меня. Наконец произносит:
– Не знаю, как объяснить, Лу, потому что не знаю, в чем именно заключается процедура и как она подействовала бы на людей без аутизма.
– Но вы хотя бы…
– И вообще, я не должен это обсуждать! Одно дело помочь, другое…
Он нам не помог. Ложь – это не помощь.
– …другое – строить домыслы, что у компании существуют некие планы, это может быть расценено как… – Он замолкает, не окончив предложения, и мотает головой.
Мы все смотрим на мистера Алдрина. Глаза у него блестят, будто он вот-вот расплачется.
– Не надо было приходить! – заявляет мистер Алдрин через мгновенье. – Большая ошибка! Я оплачу обед, но мне пора.
Он встает, оттолкнув стул, расплачивается на стойке, повернувшись к нам спиной. Никто из нас не произносит ни слова, пока он не скрывается за дверью.
– Он сумасшедший, – говорит Чай.
– Он напуган, – замечает Бейли.
– Он ничем нам не помог, – говорит Линда. – Зачем он нас вообще позвал?
– Из-за брата, – говорит Кэмерон.
– Мы чем-то его расстроили, он расстроился больше, чем из-за брата или