— А разбитое зеркало — к чьей-то смерти в доме? Такое у них есть?

— Нет, хотя тоже считается — ну или раньше считалось — скверной приметой. Для всех находившихся в этот момент в том же помещении разбитое зеркало — семь лет удачи не видать. Но есть надежный способ сократить этот срок — для этого нужно аккуратно собрать все до единого осколки и выбросить их в реку, текущую на юг.

А вот встреча с сорокой в России такой уж бедой не считается. Хотя в фольклоре много предупреждений о криминальных склонностях этой птицы. «Сорока-воровка» и все такое. Но у англичан беду предвещает только нечетное число сорок. Есть популярное детское четверостишие: «Уан из фо сорроу, ту фо зи мёрф, фри фо э фьюнерал, фор фо э бёрф». («One for sorrow, Two for the mirth, Three for a funeral, Four for a birth».) «Одна сорока к печали, две — к радости, три — к похоронам, четыре — к рождению».

Если вам встретится одинокая сорока, то, чтобы избежать огорчений, надо быстро и вежливо поздороваться с птицей и спросить: «Хау из ё лэйди тудэй?» («How is your lady today?») То есть «Мистер Сорока (у англичан сорока непременно мужского пола), как сегодня поживает ваша леди?»

Задавая вопрос про спутницу жизни встреченного птаха, вы, таким образом, как бы перечеркиваете факт его одиночества и можете считать, что роковое значение нечетного числа преодолено.

Метла ассоциировалась у англичан с ведьмами. Поэтому пользоваться метлами надо было с большими предосторожностями и соблюдая определенные ритуалы. У нас нельзя было выносить сор из избы на глазах у посторонних. Или выметать мусор до тех пор, пока уехавшие не добирались благополучно до места назначения. В Англии же все иначе: многие раньше верили, что если вымести сор через входную дверь после наступления темноты, то надо ждать визита незнакомца, причем это будет неприятный незнакомец и неприятный визит. А если уж девушка перешагнет через лежащую на земле метлу, то вообще беда: она забеременеет, не выйдя замуж.

Тут Настя не выдержала и засмеялась. Сказала:

— У меня до сих пор были другие сведения о том, от чего дети появляются.

— Но ты же через метлу не перешагивала?

— Нет и не буду… Я на всякий случай и английские суеверия буду иметь в виду… Ведь ты правильно говоришь, чем черт не шутит… Лучше не рисковать.

— Типично русская реакция…

— А ты что, осуждаешь?

— Вовсе нет! Но и не восхищаюсь. Просто констатирую. Но вообще это дико интересно: эти национально-психологические отличия…

Вообще-то Сашок немного лукавил, когда говорил, что лишь «констатирует и вовсе не осуждает». Все же, положа руку на сердце, его небольшой опыт взаимодействия с соотечественниками в Англии оставил у него неприятный осадок. Он иногда даже думал: не может быть, чтобы они вообще были такие. Ведь пока жил в России, таких неприятных эмоций не испытывал. Так что надо было предположить, что просто за границу, особенно сюда, в Англию, попадают не лучшие представители.

Ему казалось, возможно не очень справедливо, что понаехавшие привезли с собой весь набор совковых комплексов, предубеждений и ни на чем не основанного зазнайства, позволявшего прекрасно существовать отдельно от «аборигенов». Не очень-то их жизнью интересуясь и заранее, без попытки разобраться, презирая их за «странные» нравы и образ жизни. Тупые бараны эти англичане, как говорят некоторые. Ну да, конечно. То ли дело мы…

Сашку казалось, что так думает — и соответственно ведет себя — большинство его бывших сограждан. Что было, конечно, обобщением как раз вполне в советском стиле. Но такое вот у него сложилось впечатление после нескольких столкновений с компатриотами.

Сотни тысяч русских наводнили Британию с тех пор, как открылись границы. Причем подавляющее большинство из них, казалось Сашку, даже понятия не имело, куда ехало.

«Все ясно, — думал Сашок. — Навоображали себе молочные реки и кисельные берега. Рай, в котором не надо вкалывать, а можно жить себе припеваючи, не напрягаясь».

И отчасти это ожидание оправдывалось — в том смысле, что щедрые государственные пособия позволяют миллионам жителей Британских островов, как коренным туземцам, так и пришлым искателям лучшей доли, благополучно существовать здесь, палец о палец при этом не ударяя. Но именно — существовать, поскольку жизнь эта достаточно убогая. Тем не менее уже несколько поколений так здесь живут, привыкли. Другого и не знают.

Бежавшим от трудностей на родине русским все это поначалу казалось блаженством, кроме того, по российской традиции многие из них принялись вполне эффективно государство обманывать: и пособия получать, и подрабатывать, и приторговывать (а кто-то — и подворовывать еще). И смеялись над тупостью местных, не догадывающихся идти по такому пути.

Вообще, это безумно интересно — попытаться вывести некоторые закономерности: чем, по сути, отличаются русские от англичан?

Но даже те, кто оказался вполне востребован британской экономикой, принесли с собой не только талант и знания математики и, скажем, кибернетики, но и весь букет традиционных советских свойств. И главное — отсутствие интереса к обществу, которое они приехали покорять.

Сашок как-то пытался объяснить одному такому деятелю, почему англичане чтут память о Дэниеле Лэмберте, пабы в его честь называют, одежду его и другие предметы, которыми он пользовался при жизни, выставляют, как экспонаты, на выставках.

— Ну да, — сказал, зевнув, соотечественник. — Слыхал о нем чего-то… Такой был жиртрест в XVIII веке — больше 300 кило, кажется, весил. В дверь не влезал. Тоже мне национальный герой! Это все равно если бы мы в России увековечили бы память о какой-нибудь бородатой бабе, которую на нижегородской ярмарке за деньги показывали. Уродство оно и есть уродство. Верный признак, что местные — не в себе.

Сашок расстроился. Попытался объяснить, что дело было вовсе не в невероятных размерах и весе Лэмберта. А в том, что каким-то удивительным образом он исхитрялся вести при этом почти нормальную жизнь. Делать что-то полезное для общества. Ну да, пусть хотя бы в качестве директора тюрьмы — эту работу тоже кто-то должен уметь делать цивилизованно, добросовестно и без садизма. В каком-то смысле это даже важнее многих других, более престижных работ. Лэмберт был хорошо образован, начитан. Обладал чувством юмора, относился к себе и своему ужасному положению философски и с иронией. Считался одним из самых интересных собеседников того времени, недаром его общества домогались и банкиры, и ученые, и писатели, и знать. Даже венценосные особы! Лэмберт всегда оставался, несмотря ни на что, истинным джентльменом — даже когда в конце жизни нужда вынудила его зарабатывать на хлеб насущный демонстрацией своего тела. Впрочем, опять же не тела как такового, а образа жизни. Того, как человек может справляться с такой бедой, не впадая в отчаяние и сохраняя достоинство.

Также англичане первые научились чтить спортивные достижения. Не дивиться, рот разиня, а именно чтить. Уважать. Вот как далеко может прыгнуть человек, как быстро пробежать сто ярдов, как глубоко нырнуть, и это достойно общественного восхищения. Перед полярниками и альпинистами преклонялись — сколько всего они могут выдержать, не дрогнув.