Последним рисунком стал портрет маленького мальчика в матроске. Он спокойно сидел на коленях у мамы и внимательно смотрел на Лидию. Вдруг кто-то положил руку ей на плечо.

– Недурно! – произнес знакомый голос. За спиной у Лидии стоял Дега в компании вычурно одетого господина с бородой.

– Смотри, Эдгар, эта девочка – настоящий импрессионист, она умеет запечатлеть момент.

– Вовсе нет, Эдуард, – перебил своего спутника Дега, – запечатлеть момент – что за ерунда! Для этого изобрели фотографию.

– Но ей следует бросить рисунок и заняться живописью, – продолжил Эдуард Мане, не обращая внимания на слова Дега.

– Нет, она должна рисовать. Графика – основа искусств.

– Основа – это цвет, – решительно возразил Мане. – Она должна писать красками. Это многому ее научит.

Лидия не верила своим ушам: два великих художника спорят о ее будущем. Вырвав из блокнота листок с портретом, она протянула его мальчику. Мама поблагодарила и заплатила двадцать франков.

– Надо учиться у великих мастеров прошлого, – сказал Дега. – А они всегда начинали с рисунка. В юности я копировал картины да Винчи, и это многому меня научило.

– О, я с ним знакома! – воскликнула Лидия, не подумав.

– То есть ты о нем слышала, – усмехнулся Дега. – Это хорошо, у мастеров прошлого многому можно научиться. Например, у Веласкеса.

На этот раз Лидия промолчала, хотя была знакома и с этим художником.

– Смотри, как много заработала эта девочка, – обратился Дега к своему спутнику. – Скоро она будет богаче нас с тобой. Пойдем-ка тоже зарабатывать на хлеб. Увидимся, Лидия!

Художники удалились, продолжая оживленно беседовать. Даниэль перестал играть, и раздались громкие, долгие аплодисменты. Владелец кафе подошел к Даниэлю и поблагодарил за игру: столько посетителей в обычный будний день! Не хочет ли молодой человек выступить и завтра? Но Даниэль вежливо пояснил, что повторное выступление придется отложить на потом – ему надо репетировать в Опере.

Вернувшись домой, друзья пересчитали заработок: оказалось, что Лидия заработала больше, чем все остальные вместе.

– Ура, давайте накупим еды и устроим пир! – воскликнула Иветт. – Вот твои деньги, Лидия.

– Нет, я тоже хочу платить свою долю за еду и жилье, – возразила Лидия. – Ведь я живу вместе с вами.

Обсудив вопрос, друзья решили, что Лидия оставит себе половину того, что заработала. Этого ей было более чем достаточно: ведь теперь она могла купить себе краски, кисточки и полотно. И ломать голову над сюжетом не придется – она твердо знала, что будет рисовать.

Даниэль и Иветт отправились покупать съестное, а Лидия и Катрин остались сидеть за кухонным столом. Смеркалось, небо за окном стало густо-синим. Светлые волосы Катрин отсвечивали в сумерках. Глядя на нее, Лидия вспоминала ночной разговор о девочке, пропавшей с картины в приемной дедушки. Катрин подняла взгляд на Лидию, и та поняла, что думают они об одном и том же. Лидии нравилось сидеть наедине с Катрин: Иветт тоже была милой, но болтала без умолку и никого не слушала.

– Лидия, – произнесла наконец Катрин, – помнишь, что ты сказала мне недавно ночью? Может быть, ты говорила во сне или бредила?

– Нет, – ответила Лидия. – Я сказала, что видела тебя на картине у дедушки. Правда, потом ты исчезла.

– Ничего себе! – воскликнула Катрин. – Ты прямо как моя тетушка, которая верит, что все мы уже когда-то жили на этой земле. Про себя она говорит, что в прошлой жизни была египетской принцессой. Хотя мне что-то не верится: она весит сто кило, не меньше. Может быть, мой портрет закрасили?

– Точно нет. А у тебя есть младший брат? – спросила Лидия.

– Был, но умер. Он погиб вместе с мамой и папой.

– А маму свою ты помнишь? Как она одевалась? Или, может быть, тебе тяжело говорить об этом?

Катрин медленно покачала головой.

– Нет… Я плохо помню ее одежду. Правда, белое платье помню: она надевала его на прогулки со мной и братиком.

– И красная роза в волосах? И светло-зеленая шаль на плечах?

– Да… Откуда ты знаешь? – в ужасе пролепетала Катрин.

– Так она выглядела на картине, – ответила Лидия. – А на тебе было голубое платье с бантиками.

– Перестань! – взмолилась Катрин. – Ты меня пугаешь! Ты что, ведьма?

– В Испании тоже так думали, – усмехнулась Лидия.

– Ты обещала рассказать о себе – так будь добра, расскажи!

– Ты не поверишь, – ответила Лидия.

– Все равно расскажи!

И Лидия стала рассказывать. История вышла длинная, но Катрин ни разу не перебила ее. Пока Лидия говорила, за окном совсем стемнело, и она едва различала очертания Катрин, сидевшей напротив.

– Ты по крайней мере не смеешься, – сказала Лидия. – До тебя я рассказывала обо всем этом только Титусу.

– Кто такой Титус?

– Сын Рембрандта. Ну что, теперь ты точно считаешь меня ведьмой?

– Может быть… Хотя для ведьмы ты слишком добрая. И рассказ твой мне понравился, пусть это, может быть, и неправда… Самая удивительная сказка из всех, что я слышала! Моя тетушка упала бы со стула. Это тебе не про египетскую принцессу сочинять. Но что ты будешь делать? Останешься в Париже?

– Нет, я хочу домой, – ответила Лидия. – Хотя не знаю, получится ли.

На лестнице послышались шаги.

– Ничего не рассказывай остальным! – прошептала Лидия. – Обещай!

– Обещаю, – прошептала в ответ Катрин.

Лидия сидела в обитом красным бархатом кресле. Большой зал Оперы гудел в ожидании начала балета «Жизель». Иветт и Катрин, участвующие в представлении, раздобыли билет для Лидии.

– Мы уломали учителя танцев Перро – того самого, над которым ты тогда подшутила, – рассказала Катрин. – Правда, мы соврали, что билет для моей тетушки.

Лидия думала, что подруги будут исполнять главные роли, но им предстояло всего лишь танцевать в кордебалете вместе с другими ученицами.

– До сольных партий нам еще далеко, – пояснила Катрин. – Но выйти на большую сцену, пусть даже вместе с другими виллисами, девушками-призраками, уже большая удача.

Заиграл оркестр. Где-то в глубине оркестровой ямы сидел и Даниэль, но Лидии была видна только голова дирижера. Поднялся занавес, декорации на сцене изображали лес с замком на заднем плане. Лидии было плохо видно – она привыкла к электрическому свету, а сцена была освещена лишь слабыми газовыми лампами. И за сюжетом уследить было трудно. Насколько поняла Лидия, речь шла о принце и бедной девушке, которые в конце концов воссоединились. Она пыталась разглядеть Катрин и Иветт, но девушек, семенивших на цыпочках в воздушных платьях, трудно было отличить одну от другой.