Со своими покупками она пошла на железнодорожную станцию, где ее никто не мог узнать, и где был женский туалет. Перед зеркалом она накрасила губы, наложила тени на веки и румяна на щеки. Потом выбросила помаду, тени и румяна, но сохранила салфетки и косметическое молочко.

Изменив свою внешность так, что теперь ее невозможно было принять за питомицу Мэзерской школы, она пошла в ближайший винный магазин и спросила маленькую фляжку виски. «Блэк лейбл скотч» — это был единственный известный ей сорт виски.

— Тебе уже есть восемнадцать? — спросил продавец.

— Это самый приятный вопрос из тех, с которыми ко мне сегодня обращались, — ответила она.

— Ну, так что?

— Конечно, есть.

— А водительские права у тебя имеются?

— Да, — сказала она, недолго думая, — они остались в машине. Вон моя машина, на той стороне улицы, — и она махнула рукой в неопределенном направлении.

— Ну, ладно. Все в порядке. Сама понимаешь, я же обязан знать, кто у меня покупает…

— Ну конечно.

Он дал ей фляжечку «Блэк лейбл», и она расплатилась. Потом вернулась на вокзал и в женском туалете с помощью салфеток и косметического молочка смыла макияж. Потом поехала в школу. Бутылочку она спрятала в своей бельевой корзинке в кладовке.

После ужина она вскрыла бутылочку. Хелен занималась в гостиной их двухкомнатного номера. Она уже привыкла, что Мерри рано отправляется в постель и читает перед сном. Так что она не удивилась, что Мерри так рано исчезла в своей спальне. Под подушкой у Мерри лежала книга. А под кроватью у нее была фляжка и пластиковый стаканчик для чистки зубов. Она пила виски прямо так — без содовой, безо льда. Напиток, пробегая вниз по пищеводу, обжигал все внутри, но потом ощущение жжения превратилось в ощущение сияния — и оно не было неприятным. Но теперь надо было напиться допьяна и даже если бы виски был противным на вкус, она все равно продолжала бы пить. Прошло не меньше часа, прежде чем она, наконец, почувствовала, что по-настоящему пьяна. Ее щеки горели, язык отяжелел и не слушался ее. Во всем теле она ощущала какую-то приятную легкость. Неуемную легкость. Ей стало весело. Она не могла совладать с этим весельем.

Она взглянула на часы у себя на письменном столе. Без двадцати пяти десять. Она встала, качнулась, хихикнула и вышла в гостиную.

— Ты здорова? — спросила Хелен.

— Да. А что?

— Не знаю. Вид у тебя какой-то странный.

— У тебя тоже странный.

— Да нет, я не то хотела сказать.

— Знаю, — отвечала Мерри и пошла к двери.

— Ты куда?

— Куда я могу пойти? — спросила Мерри в свою очередь.

Даже теперь она ничего не хотела говорить Хелен. Печально, очень печально, что она не хочет открыться своей ближайшей подруге. Нет, не хочет. И Хелен, подумала она, решит, что она просто пошла в уборную.

Она спустилась на первый этаж и через огромный вестибюль школы прошла к двери мисс Престон. Постучала. Мисс Престон сама открыла ей дверь.

— Что такое, Мередит?

— Я хочу пожаловаться, мисс Престон.

— Да? О чем же ты хочешь пожаловаться?

— Я пила.

— Ты пила?

— Да. Вот это я и хотела вам рассказать, — сказала Мерри, с трудом подавляя приступ смеха.

— Ты хочешь сказать, что — прямо сейчас? Ты пила сейчас?

— Да.

— Где?

— Какая разница? — смех уже почти невозможно было сдержать.

— Я задаю вам вопрос, юная леди! Где?

— У себя в комнате.

— А Хелен?

— Что Хелен?

— Она тоже пила?

— Нет, мисс Престон, — ну и дурацкий же вопрос задала мисс Престон, подумала Мерри. Чтобы Хелен пила! И как же смешно она выглядит, эта строгая мисс Престон, раскачиваясь вперед-назад. А может это она сама качается? Ей стало не по себе. Как-то ужасно не по себе.

— Можно мне сесть, мисс Престон?

— Конечно. А она знала, что ты пьешь, Мередит?

— Нет, мисс Престон.

— Где ты это взяла?

— Виски?

— Я не знаю, что ты там пила. Так где ты это взяла?

— Купила сегодня в городе.

— В каком магазине?

— Я не скажу.

— Это очень неблагоразумно, — пригрозила мисс Престон. Она задумалась и спросила. — А зачем ты пила?

— Потому что мне захотелось.

— Почему? — словно выстрелила мисс Престон.

— Чтобы напиться. Зачем же еще… Не понимаю только, какая вам разница.

— Я не думаю, Мередит, — сказала мисс Престон, — что ты сейчас вообще что-то в состоянии понимать, — она сняла телефонную трубку и, держа ее одной рукой, другой стала перебирать карточки в картотеке на столе. Она нашла карточку Мерри и набрала номер.

— Алло! — сказала она после паузы. — Это мисс Престон из Мэзерской школы. Это мистер Джеггерс?

Наступило молчание. Потом она продолжала:

— Нет, с ней все в порядке. Я хочу сказать, что физически она вполне здорова. Она, однако, нарушила одно из правил поведения в школе… — Пауза. — Да, я не сомневаюсь. И думаю, лучше всего будет, если я поговорю с ее отцом. — Пауза. — Да, именно сейчас, если это возможно.

Она выслушала мистера Джеггерса, потом взяла маленький золотой карандашик и записала на карточке Мерри еще один номер.

— Большое вам спасибо, мистер Джеггерс… Да, я понимаю, и мне очень жаль… Да, спасибо. До свидания.

Потом она набрала другой номер и попросила Мередита Хаусмена. Очевидно, ей предложили назвать свое имя, потому что она сказала:

— Агата Престон из Мэзерской школы… Да, правильно, Мэзер, как Коттон Мэзер[20]. Эм-э-зе-э-эр.

Мерри слушала, как мисс Престон рассказывает отцу о нарушении правил поведения в школе и о том, что за этим должно последовать. Или точнее, она не столько вслушивалась в сами слова, которые были вполне предсказуемы, сколько следила за мелодичными интонациями голоса директрисы, которые придавали странный ритм ее отрывистым репликам, а потом мисс Престон надолго умолкла. Мерри лениво подумала, что это там отец мог говорить мисс Престон. Конечно, все равно это ничего не могло изменить.

Но она ошиблась. Настроение мисс Престон вдруг резко переменилось, и она повторяла в паузах: «Понимаю, понимаю, да, понимаю», но теперь как-то сердито, даже свирепо — поджав губы и сузив глаза.

— Это неслыханно, мистер Хаусмен, — сказала она после паузы, которая была длиннее прочих. И потом: — Ладно, я еще раз обдумаю ваши слова и извещу вас о своем решении через мистера Джеггерса, если вы не возражаете. — Пауза. — Да, я не сомневаюсь, что вы поступили бы именно так, но в данном случае я беспокоюсь о себе. Я бы предпочла иметь дело с мистером Джеггерсом. И надеюсь, вы извините меня за то, что я побеспокоила вас по поводу происшествия, которое мне показалось в высшей степени возмутительным и весьма тревожным симптомом. До свидания.