Но все же – и это тоже само собой – я не должна была предпринимать ничего, что может поломать мне график. Да, но если этой Вэл без разницы, куда ехать, мы не потеряем ни минуты, если выручим ее из беды и подвезем. И, кстати, если у нее есть водительские права, мы даже быстрее доедем туда, куда нужно мне.

Но – это уже третье «само собой»: у Родео есть правило насчет тех, кто сбежал из дома. Подвозить тех, кому еще не исполнилось восемнадцать, – не вариант, и причины самые веские – потому что существуют законы, полиция и тому подобное.

В общем, во время моего первого разговора с Вэл мозги у меня кипели от разных противоречивых «само собой».

– Сколько тебе лет? – спросила я.

Она смерила меня взглядом.

И сказала: – Д-девятнадцать…

– Девятнадцать? Гм. Что-то молодо выглядишь. И до сих пор живешь с родителями?

– Я учусь. Тут у нас в местном колледже. Ну, теперь придется бросить…

Я осмотрелась по сторонам. Заправка у федеральной трассы, много дальнобойщиков, жизнь кипит: машины вереницами подъезжают и снова отъезжают. И не все люди здесь были такими, среди которых можно без опаски оставить плачущую девушку, если вы понимаете, что я имею в виду. Я посмотрела на Вэл, сидящую на бетонной дорожке: глаза опухли от слез и деваться некуда – у нее больше нет дома.

Сколько же на свете печали.

Я выждала секунду, сделала глоток «Скуэрта», чтобы перебить вкус перца.

– Ну а хочешь поехать с нами?

Вэл прищурилась:

– С кем?

– Со мной и Родео. Вон наш автобус. У нас уже есть несколько пассажиров. Едем на запад, в штат Вашингтон, с заездом в Айдахо, в город Бойсе. Можем высадить тебя, где скажешь.

Вэл уставилась на автобус:

– Вы, ну-у-у, вы не… ненормальные какие-нибудь? С вами не опасно связываться?

– О, мы определенно ненормальные. Но не буйные: с нами тебе ничего не угрожает.

Она хихикнула. Склонила голову набок:

– Вообще-то я думала, что неплохо было бы двинуть в Сиэтл. У меня там двоюродная сестра живет, она классная.

– Как по заказу! Тебе судьба с нами ехать.

Вэл немного пожевала губу. Потом зажмурилась, снова открыла глаза, встала:

– Я согласна… наверно.

– Отлично. Но сначала я должна задать тебе несколько вопросов.

Одну минуту и три вопроса спустя Вэл поднималась вслед за мной по грязным ступенькам на борт Яджер. Родео, заступивший на смену у руля, поджал губы:

– Кто это?

– Наша новая попутчица, Родео, – сказала я, изо всех сил стараясь говорить уверенно и бодро.

Родео выдохнул через нос.

– Этот автобус, – сказал он тихо, чтобы не слышала Вэл, – дом, где живут два человека. – И показал два пальца, для наглядности. – Ты. И я. А теперь у нас на борту, – он огляделся в салоне, шевеля губами, подсчитывая, – семь человек. Семь, мишка-малышка. И один кот.

– Это да, – я воздела руки, – но автобус рассчитан на пятьдесят шесть человек, верно? – И поняла по лицу Родео, что это не лучший аргумент.

– Я уже задала ей три вопроса, – сказала я.

– Правда-правда?

– Правда-правда.

– Какое у нее любимое место? – спросил он, и я почуяла, что он меня проверяет, и, естественно, вскипела.

– Кухня ее бабушки, – сказала я с металлом в голосе: пусть знает, что я не одобряю, когда он подозревает меня во вранье. – Воскресным утром.

Родео поджал губы.

– Хороший ответ, – сказала я.

Родео еще минуту ломался, а потом кивнул: – Угу. Хороший. – Но затем, помотав головой, уставился сквозь стекло на парковку в сумерках: на весь этот мусор и неоновые огни.

Я помалкивала. Понимала, что его доброта на пределе и давить на него нельзя. К тому же я его хорошо знала. Я же знаю моего папу. Если дать ему время, доброта всякий раз берет верх.

И все произошло так, как я и ожидала.

Родео, не поднимаясь с кресла, обернулся. Заглянул в глаза Вэл. С таким видом, будто никуда не торопится, кротко, ласково. Посмотрел и улыбнулся – еле заметно, но все-таки улыбнулся, блеснув зубами.

И сказал, глядя прямо в глаза Вэл: – Здрасте. Как вас зовут?

Она откашлялась:

– Вэл. Вэл, сэр.

– Сколько вам лет, Вэл?

– Девятнадцать. В мае будет двадцать.

Родео кивнул:

– Хорошо. Можете называть меня Родео. Если вы голодны, еда вон там, в буфете.

Родео снова повернулся к лобовому стеклу, повернул ключ зажигания, и наша добрая старушка Яджер, зарокотав, ожила.

Я потащила Вэл за собой по салону, а она уставилась на меня, удивленно подняв брови.

– Что значит эта чертовщина? – прошептала она.

Я положила руку ей на плечо:

– Что тебя согласились подвезти. Выбирай себе место, Вэл. Устраивайся поудобнее.

Оказалось, что Вэл, Сальвадор и я – одного поля ягоды. Три черничины из черничного маффина.

В тот первый вечер мы сыграли, наверно, не меньше дюжины партий в «Уно», пока нас не сморил сон.

Вэл была остроумная. На любой случай у нее был припасен анекдот, и рассказывала она их так, что я каждый раз помирала со смеху. Хотя она умела не только говорить, но и слушать. Она всегда таращила глаза и встречалась взглядом с тем, кто в этот момент говорил, и в зависимости от его слов то кивала, то качала головой, то делала удивленное лицо. К тому же она сказала про Айвана: «Таких красивых котов я в жизни не встречала» – и этим набрала себе дополнительные очки. Хорошая она оказалась, эта Вэл.

О чем мы только не разговаривали. О мечтах, надеждах и так далее. Даже Сальвадор с ней кое-чем поделился без утайки, а это много значит. Я рассказала ей все: про маму и сестер, и про аварию, и про все остальное, и про то, куда и зачем я сейчас еду, – правда, конечно, старалась говорить потише и втолковала ей, что при Родео об этом – ни слова, ни полслова. Когда я умолкла, она прослезилась, и мне стало слегка не по себе, но она ласково сжала мне руки, и это мне ужасно понравилось.

В тот вечер я много узнала о Вэл. Она поэт и надеется однажды переехать в Нью-Йорк. Одно время ей казалось, что она хочет стать актрисой, но в прошлом году она решила, что хочет поработать в издательстве, а со временем переключиться на собственные книги. Она считает, что только сумасшедшие едят яблочный пирог с мороженым. Ее любимая певица – Фиона Эппл, а если ее хорошенько рассмешить, она начинает как-то странно фыркать, и это просто умора и жутко обаятельно.[19]