Каков мой батя романтик, однако. И утопист одновременно. Хочет за несколько лет рай на Земле построить, да ещё на пенсию сбежать. Вот за что я не уважаю чудесные артефакты, так это за то, что из-за них люди строят нереальные планы. Уже строили с самыми лучшими пожеланиями, а получались только кровавые разводы на стенах. Невдомёк людям, пусть и мудрым, что рай внешний соразмерен раю в душе человека. Невозможно допустить, что обладатель гнилой души не изгадит своим присутствием прекрасный мир вокруг, не опрокинет его в болото собственных иллюзий. Так что, делаем поначалу мир лучше в своих душах.

— … И библы велемудры во всех краях земных куповим и в пределы наши прилещим, абы мастротами сяки угобзитися, — продолжал мечтания князь.

— Денег у тебя не хватит все книги скупить. Много их уже написано по всему белу свету, — поправил его, — Но есть одна страна, богатая знаниями, которая скоро должна погибнуть. Я о Ромейской империи говорю. Теснят их басурманы. С каждым годом теряются города, веси, земли у императора Иоанна. Неизбежно и очень скоро придёт тот день, когда будет захвачен стольный Царьград и станет магометанской столицей, а собор Святой Софии волею султана превратится в мечеть.

— Ты тако о сеим глаголеши, аки наперёд зришь, иже сяко свершится, — поразился отец.

— Если много книг читать, то многое умственному взору откроется, — наплёл ему.

— Паисий рече, иже живитеся град сей великий. Господь не оставит вержения оплота правоверия, — не поверил мне князь.

— Какой оплот? Разве ты не знаешь, что ведутся переговоры между представителями папы Римского и патриарха Константинопольского об объединении церквей? Сливают ваше православие. Император Иоанн требует от своих церковных иерархов принять все условия латинян, лишь бы католические короли помогли спасти его страну от осман. Самым главным таким условием является признание главенства Римского папы над всеми христианами.

— Мнозе глаголов тужны я от тя за последню годину внемлю, но лепше истина горька, нежели лжа сладка, — промолвил князь с потемневшим лицом, — Нелеть сверзити наше благочестие и метатися перед еретиками. Воздвизати требно народ правоверны на святый ряд — живити Царьград.

Ой-ей! Я уже топчусь по бабочкам, как Челентано.

— Одним Галицким княжеством спасать собрался? У османов сила великая. Нужно верить отцу Паисию и молиться, авось спасётся древняя столица, — сдал я назад, испугавшись решительного тона отца.

— Государь, вели глагол молвити, — осторожно всунулся в палату новый особист и сообщил тревожным голосом, — В низах горят хоромы дьяка Алимпия.

Правитель аж подскочил грузным телом.

— Сушь зельна днесь. Град мой пожегне. Старея гридей к ми. Боярина Морозова клич! — прорычал он.

— Люди мои и гражане со смагою ратятся ужо, — попытался дьяк Варфоломей успокоить государя.

На его взволнованное лицо было тяжело смотреть.

— Кои суть пожигатели, яша их? — немного пришёл в себя князь.

— Яты холопы почившего дьяка. Они беша онде до запаления.

Дьяк ушёл. Я с отцом вышли следом. С другой стороны здания в распахнутых окнах был виден охваченный огнём район в нижней части города. Подбежал новый начальник гридей.

— Лукиян, гони вся сеи люди ратитися с запалением, — рявкнул на него государь.

— Отец, всех гридей не стоит из дворца отсылать. Что если убийцы захотят на тебя напасть? — высунулся я.

— Не похочут, понеже сам иду овамо.

Князь показал пальцем на поднимающийся столбом дым. Подошедший боярин Морозов принялся было уговаривать правителя остаться во дворце, но тот оставался непреклонен в своём желании попасть на пожар. Я промолчал, хотя был согласен с дворецким. Только по другой причине. Присутствие высокого начальства в местах стихийных бедствий в лучшем случае не приносит никакой пользы. Людям приходится отвлекаться на обеспечение безопасности высоких особ, создавать комфортные условия пребывания, реагировать на бестолковое рукомашество.

Поехал в возке, учитывая существующие ещё боли в нежных местах. Пока добрались до зоны бедствия, пожар почти закончился. Закопчённые горожане заливали водой последние очаги горения. Выгорела целая улица, включая церковь Всемилостивейшего Спаса. От некоторых зданий остались только обугленные брёвна и печи.

— Добре! — покивал головой князь и повернул коня обратно.

У красного крыльца встретились в почтительном поклоне монахи.

— Пришед крылошане по тваму повелению, княже наш, — провозгласил стоявший возле них дьяк.

— Истинно, пора вечеряти. Проводи их в трапезную. Поидем и мы с тей, сыне. Попотчуем ся, иже ниспослано нам Богом.

Эти монахи были знакомы по докучному терему. Я сильно напрягся, ожидая учуять поднадоевший мерзкий запах немытых тел. Куда уж без него. Радовало только, что их усадили в дальнем конце стола. Отец пожелал выслушать из их уст описание произошедшего знамения. Слушая черноюбочников, я чуть не подавился кашей. Такую чушь бредячью накрутили, что волосы мои в разных местах дыбились и извилины коротило. Любая ложь работает по принципу снежного кома. Лгуны в желании выжать из своих выдумок максимальный эффект всегда пытаются расцветить сказанное разными дополнительными деталями, даже не опасаясь попасть впросак. Вся эта братия утверждала, перебивая друг друга, что видели знамение своими глазами. Ангел с серебристыми крыльями за спиной и в сверкающих одеждах спустился с небес, вошёл в золотовласого отрока и покрыл через него утопленницу, отчего к ней тут же вернулась жизнь. Это действо сопровождалось сладкоголосым пением невидимых духов. А на небе звёзды проявились и стали переливаться адамантами.

Я возмущенно подскакивал на заднице при особо завиральных пассажах. Это что за наглый поклёп? Вот чего они выдумывают всякую ерунду, придурки ветхозаветные? Никто никого не покрывал. Однако, сказать ничего было нельзя. Если они действительно там были, то смогут меня узнать, и будет ещё хуже. Паисий подключится и тоже чего-нибудь со своей стороны завернёт. Начнется культ княжеского сына. А живым святость соблюдать, ох, как сложно. Оно и сморкается, и чешется, и блудодействует, и матом поругивается. А вот мертвым ему быть самый раз. Лежи себе в раке, да нетленность соблюдай. То не сложно, ведь составы бальзамирующие известны со времен египетских фараонов.

— Ты, сыне, несть почечуем хвораху? — заботливо поинтересовался князь.

— Отец, а тебе не кажется, что людям просто голову напекло? — резонно обозлился я, — Какие к чёртям собачьим ангелы с крыльями? Обычный городской парень воду из лёгких удалил девочке. Никакого чуда тут нет.

— Се знаменье, сыне. И не лайся паскудно. Раз люди глаголят сие, тако суть, — уперся тот, — Сам Господь кажет ми пошед на Ваську и согнати его с отчего стола.

Монахи изменили бы своей природе, если не придумали как обратить своё враньё в нечто прибыльное. Почувствовав удобный момент, принялись разводить князя на деньги. Ясное дело, надо теперь часовенки строить, рисовать иконки, петь хором, махать кадилом и прочие очень нужные дела вытворять. Место, где я якобы приземлился в образе ангела для покрывания мёртвой отроковицы, требовалось освятить. Нашёл индюк куда приземляться. Место там красивое, много зелени, для купаний отличное. Теперь там попы обоснуются и будут стрекотать свои проскомидии, как саранча. Ясное дело, что Галич в очередной раз чудесами обретается, как свинья апельсинами.