Когда я выступаю на стороне обвинения, мне становится особенно заметно, как мало потерпевших и свидетелей предупреждают о реалиях предстоящего дня. Как правило, они даже не в курсе того факта, что их слушание назначено плавающим, и не знают о вытекающих из этого последствиях, и, конечно, не готовы к тому, что им с большой вероятностью предстоит весь день прождать впустую. Когда у меня есть плавающие слушания, я объясняю ситуацию (обычно озадаченным и злым) свидетелям в начале дня, после чего стараюсь как можно чаще к ним заглядывать, когда появляется какая-то новая информация, однако обычно я в таком же неведении, как и они. В лучшем случае мне могут шепнуть в комнате для переодевания, что слушание в третьем зале суда может расколоться или же что отвечающий за планирование слушаний офицер собирается в обед признать поражение и перенести все плавающие слушания, однако догадки и ложные надежды, как я считаю, куда хуже информационного вакуума. Если свидетелям особенно не повезет, их могут и вовсе выпроводить из здания, с безразличием сообщив, что разбирательство по их делу теперь будет проводиться в другом судебном центре. А порой и вовсе в другом городе. Опять-таки, практические вопросы или возникшие неудобства никого волновать не будут. От свидетелей, как и адвокатов, ожидают, что они это проглотят. Как-нибудь уж туда доберутся. Полиция может помочь с перевозом свидетелей, если в суде окажется полицейский. Даже меня как-то раз попросили отвезти потерпевшего в другой суд, куда в последний момент было перенаправлено его дело (то, что в этот день я был не за рулем, избавило меня от этой неприятной обязанности). В противном случае, если у свидетеля нет собственного транспортного средства, он должен отправиться на вокзал и отслюнявить деньги на билет (которые ему в обозримом будущем должны вернуть), чтобы добраться до другого суда.

Одно из дел, в котором я выступал на стороне обвинения, касалось ограбления продуктового магазинчика, когда его молодой владелице по имени Хана угрожал ржавой отверткой героиновый наркоман в шапке-балаклаве. Закрыв на весь день свой магазин, чтобы явиться в суд, понеся тем самым значительные (и никак не компенсируемые) убытки, она прождала там с половины десятого утра до трех дня, потом ей сказали, что слушание по ее делу перенесли в другой судебный центр, расположенный в четырнадцати милях. Она потратила тридцать фунтов собственных денег на такси до вокзала, купила билет на электричку в оба конца, а также потратилась на такси до другого суда, запыхавшись забежав туда, когда на часах еще не было четырех дня. Тем временем судья, взглянув одним глазком на дело, заключил, что, скорее всего, слушание затянется на дольше, чем может позволить себе суд, и быстренько перенес его на следующую свободную дату, до которой было еще восемь месяцев.

Будь вы гением преступного мира, задумавшим разработать систему, которая бы удерживала жертв преступлений от связей с властями, то вам пришлось бы изрядно попотеть, чтобы придумать что-нибудь еще лучшее.

Хотя «нехватка судебного времени», как мы ласково называем это нежелание обеспечивать систему необходимыми ресурсами, и является основной причиной неэффективности судебных разбирательств, она далеко не единственная. Если для слушания все-таки удается найти свободный судебный зал, то мы попадаем в настоящие квесты с препятствиями, призванными не допустить дальнейшего продвижения судебного процесса. Разбирательства по двум третям дел в Королевском суде проходят не по плану. В некоторых регионах страны соотношение неэффективных судебных разбирательств достигает четырех пятых (10). Иногда это происходит по «хорошим» причинам – в частности, когда подсудимый, узнав от своего барристера, что все свидетели обвинения явились в суд, понимает, что его песенка спета, и признает вину. Однако чаще всего это происходит совсем по другим причинам: рассмотрение дела переносится или отменяется, так как барристер обвинения, которому передали дело накануне вечером, узнал, что ключевые доказательства не были получены, либо же из-за неявки в суд свидетеля или отпущенного под залог обвиняемого; слушания откладываются, так как обвинение вовремя не предоставило защите важнейшие разоблачающие материалы; либо подсудимый под стражей не был доставлен в суд частным подрядчиком – эта проблема преследует каждый суд в стране круглогодично. Или же возникают проблемы технического характера – например, формат диска с записями камер видеонаблюдения не позволяет воспроизвести на имеющемся в суде оборудовании; либо же из-за проблем со связью свидетель оказывается не в состоянии выступить удаленно. Особенно же излюбленной причиной адвокатов и судей является отсутствие переводчика для обвиняемого или свидетеля, не говорящего по-английски. Вплоть до 2012 года суды нанимали переводчиков напрямую, используя одобренный реестр квалифицированных переводчиков. После этого министерство юстиции разыграло тендер на все связанные с системой правосудия услуги переводов, по результатам которого был заключен контракт с небольшой компанией под названием Applied Language Solutions, которая, прежде чем контракт успел вступить в силу, была выкуплена куда более крупной компанией Capita Translation and Interpreting. Шестьдесят шесть процентов квалифицированных переводчиков моментально отказались работать по этому контракту из-за смехотворной ставки и ужасных условий. Те же, кто были готовы работать, представляли собой, мягко говоря, сборную солянку. У одних не было совершенно никаких знаний в области судопроизводства, в результате чего они были не в состоянии переводить базовые правовые понятия (так, в одном деле переводчик не понимал разницы между умышленным и непредумышленным убийством). У других же и вовсе обнаруживались серьезные пробелы в знаниях по языку, на котором они пытались переводить (11). Так, одно судебное разбирательство по делу о серьезном случае изнасилования в 2016 году пришлось остановить через неделю, когда выяснилось, что переводчик неправильно переводил показания свидетелей (12). В 2015 году слушания в Центральном уголовном суде в Лондоне по военным преступлениям пришлось остановить из-за отсутствия квалифицированного переводчика (13). Независимая проверка качества, проведенная в 2014 году, показала, что менее чем у половины переводчиков компании Capita Translation and Interpreting имелась надлежащая квалификация (14). Самой же распространенной проблемой остается банальная неявка переводчиков на слушания. За время существования данного государственного контракта две с половиной тысячи судебных слушаний были отложены из-за отсутствия переводчика (15). Разъяренные судьи выписали компании многочисленные постановления на возмещение убытков, и она ежегодно получала тысячи жалоб. Удивительно, что начиная с конца 2016 года эта компания перестала участвовать в розыгрыше новых контрактов, однако проблема никуда не делась.

Конечно, некоторые из перечисленных выше факторов, связанных с беспорядочными тяжелыми жизнями подсудимых и свидетелей, контролировать сложно. Однако многие остальные можно было бы совершенно без труда держать под контролем. В наших силах свести их влияние к минимуму. Некоторого прогресса (со скрипом) удается добиться посредством реформ сэра Брайана Левесона 2016 года, направленных на повышение эффективности судебной системы, в которых особое внимание уделяется необходимости более внимательного делопроизводства, чтобы судьи вместе с защитой и обвинением совместными усилиями сводили к минимуму внезапные заминки и признания вины в последний момент. Запоздалое внедрение современных информационных технологий в уголовные суды в 2016 году также значительно облегчает своевременное обнаружение имеющихся в деле проблем. Но, какой бы заезженной и стертой ни была эта старая, рассыпающаяся на куски пластинка, первоочередной проблемой, которую понимает каждый задействованный в системе человек и которая поднимается в каждом отчете Парламента и звучит из сморщенных от недовольства губ аудиторов, была и остается нехватка финансирования. У каждого опустошенного элемента системы – судов, защиты и обвинения – свои проблемы, которые усугубляют друг друга, заводя нас всех в порочный круг, выбраться откуда бесплатно не получится. В лучшем случае эти проблемы удастся скрыть от глаз общественности, как можно быстрее протаскивая через систему огромное количество дел, свидетелями чего в магистратских судах мы с вами сейчас и становимся и что, боюсь, ожидает нас и в Королевских судах, где разбираются куда более серьезные преступления и цена каждой допущенной ошибки несоизмеримо выше. Когда стоит выбор сделать что-то быстро и дешево либо сделать это правильно, то политики всегда отдадут предпочтение первому. Вот и получается, что, несмотря на множащиеся крики жертв, которых якобы ставят на первое место, правительство упорно продолжает резать бюджет судов, беспечно настаивая, что грядущая цифровая эра станет панацеей, и каждый временный министр успокаивает себя осознанием того, что лично ему за подобные обещания отвечать никогда не придется. А это означает, например, следующее.