– Я доложу в установленном порядке, товарищ полковник! Потом! Моя свидетельница столкнулась с незнакомцем, имеющим сходство с убийцей, в доме у некоего Фраймана. Этот незнакомец, по ее словам, работает на последнего. А сам Фрайман является владельцем контрольного пакета акций «Фармкома»! Кроме того, на заводе производят те же химические вещества, следы которых обнаружены на одежде неопознанного трупа из «Уюта».

– Погоди ты, не части, – осадил Дежина полковник. – Она же слепая, свидетельница твоя, если я не ошибаюсь?

– Так точно. У слепых сильно развито обоняние, товарищ полковник. Компенсаторное замещение. Она этого незнакомца по запаху определила. У меня и в протоколах отмечено, что убийца и убитый неизвестный одинаково пахли. Химики всю раскладку по веществам прислали, все задокументировано…

Дежин с трудом пытался сохранить спокойствие, но видел, что Красникова его попытки не убедили.

– Ладно, не дергайся – проворчал полковник. – Пиши запрос в суд. Я одобрю. Но, Дежин, еще раз явишься вот так, клянусь, влеплю выговор! И оформи все как положено!

– Есть, товарищ полковник! – Максим вытянулся перед столом начальника отдела, втайне радуясь, что утренняя поездка вынудила его одеться по форме и сейчас он хотя бы не раздражал полковника линялыми джинсами.

Лом, не торопясь, двигался за черным «Бентли» и следовавшим за ним неприметным серо-голубым «Фольксвагеном Гольф», аккуратно лавируя в потоке машин и стараясь не упустить из виду автомобиль, который вез слепую девушку. Что бы ни говорил босс, а на нее у Лома имелись свои планы. Для начала он хотел бы выяснить, где у птички гнездышко. Видавшая виды, но крепкая «Мазда», подарок босса, басовито порыкивала прохудившимся резонатором, но этот звук терялся в дорожном шуме и городской суете и думать Лому не мешал.

«Интересно, – размышлял он, – а Верняк знает, что за его шефом следят?».

Не то чтобы ему было действительно интересно, но строить простые логические цепочки он умел – Верняк зависел от своего шефа, а он, Лом, зависел от Верняка. Значит, стоило босса предупредить, но – потом, после того, как поближе познакомится со своей несостоявшейся жертвой.

Михаил, покряхтывая, сполз с массажного стола и накинул халат на плечи, поросшие курчавой черной шерстью. В противовес к почти лысой голове он был волосат телом, как медведь, но наготы не стеснялся в принципе, а уж перед слепой девчонкой и подавно, просто легкость, обычная после сеанса, сегодня сопровождалась небольшим ознобом. Света отошла к низкой кушетке у стены и присела, смиренно сложив руки на коленях. Он задержался возле аквариума, где сорокасантиметровая прожорливая рыба-акула с ленивой грацией гоняла свой обед – парочку серебристых рыбешек помельче.

– Переодевайся, Светик. Я пришлю за тобой.

Выражение лица девушки не изменилось. Красиво оттененные густыми ресницами глаза смотрели точно на Фраймана.

– Хорошо, Михаил Яковлевич.

Девчонка была загадкой, из тех, что разгадать, возможно, и не удастся, но не поставить себе на службу было бы глупостью. Она сумела вытащить его из лап смерти (в том, что это была именно смерть, Фрайман не сомневался ни секунды), значит, нужна ему, ведь на тот свет в ближайшее время он не собирался.

Облачившись в придирчиво отобранный костюм и удобные итальянские туфли, которые ему шили на заказ, всегда одной и той же модели, Михаил (он и сам себя никогда не воспринимал Моисеем, а еще хуже – Мосей, как величала жена и вся ее крикливая праздная родня там, в выжженном солнцем Израиле) вышел на террасу. На столе красовался завтрак на одну персону.

– Приведи ко мне девочку, – велел он Фазилю, безмолвно ожидавшему распоряжений, – и накрой для нее.

В аккуратном крохотном парке позади основательно перестроенного особняка громко перекликались птицы, фонтан неустанно журчал успокаивающей мантрой, плотная стена деревьев вдоль глухого забора не позволяла проникнуть шуму с близкой дороги и дарила прохладу даже в самый жаркий день. Этот дом, останки его, Фрайман приобрел в середине девяностых даже не за деньги – за услугу. Долго не мог приступить к ремонту, в те годы ему редко хватало времени в сутках. Но скоро десять лет, как он перебрался сюда, и это было единственным местом в мире, которое Михаил считал своим домом. Дом в Кфар-Саве (Кфар-Сабе, как произносят местные), который он купил для жены и детей, так и не стал ему родным. Не вынес тогдашний Миша-Умник унылых прелестей репатриации, двух лет не прошло, как сбежал обратно в Россию. Как раз к дележке большого пирога и поспел. Лиля с детьми, разумеется, остались на исторической родине, а позже к ним присоединилась родня жены, что сделало визиты Фраймана редкими и максимально короткими. А теперь, когда дочь благополучно вышла замуж за американского еврея (весьма полезного и неглупого молодого человека), а сын оканчивал университет в Глазго, семейные встречи в Израиле стали еще большей редкостью.

Миша-Умник… Фрайман покрутил шеей в жестком ошейнике новой рубашки. Вспомнится же! Жив ли хоть кто-то из тех, кто помнил его дурацкую кличку?

Михаила всю жизнь считали пронырливым ловкачом, а он всего лишь умел вовремя заметить и использовать шансы. И при этом всегда оставаться в тени, так, что комар носа не подточит. Во всяком случае, до сих пор. Липкий холод конца он запомнил отчетливо. Так отчетливо, что казалось, тот так и застрял маленькой острой льдинкой где-то в груди, но не таскать же девчонку за собой повсюду!..

Когда Фазиль привел ее на террасу, Михаил предложил разделить с ним завтрак. Девушка отказалась. Знала бы глупая птаха, что такая честь выпадает немногим! Но чашку чая из рук Фазиля приняла и, удивленно вдохнув густой аромат, улыбнулась:

– Какой прекрасный запах, спасибо.

– Это особый сорт, Светик, – благодушно отозвался Фрайман, разглядывая девушку.

Слегка напряжена, но больше не испугана, как накануне. Довольно красивая. Если не знать, что слепая, – сразу и не заметишь. До вчерашнего дня Михаил к ней не приглядывался – много чести, а теперь убедился – она действительно напоминает ему Анну. Вот только глаза у той были другими – невозможно-синими, с поволокой. Никогда и ни у кого больше не видел Фрайман таких глаз.

Миша Фрайман, воспитанный мальчик из скромной еврейской семьи, был от Ани Ковалевой без ума с шестого класса. И Аня, красавица-гордячка, даром что сирота на попечении бабушки, Мишу никогда не отталкивала. К десятому классу они уже решили, что обязательно поженятся, и ходили везде вместе, целомудренно держась за руки. Вот только отец девочку не привечал, а Мише не раз выговаривал за то, что «головы друг другу дурите».

«Повзрослеешь, – говорил он, – поймешь, что тебе нужна другая женщина».

И оказался прав, за что Миша возненавидел его со всем пылом раненого сердца. На ручейке, который петлял по всей Дворцовой во время выпускного, встретила Анна другого – молодого солдатика-курсантика, да и укатила за ним куда-то на Дальний Восток. Отец сосватал Мише Лилю – полненькую хохотушку из порядочной еврейской семьи.