– Почему же она не приехала сама? – удивилась я. – Она тоже умеет говорить.

Он смешался:

– Беверли не выносит сцен. Она попросила, чтобы я сам во всем разобрался.

– Если считаете, что я люблю устраивать сцены, то вы ошибаетесь. Но в данном случае нет даже повода. Беверли просила разыскать сестру, чем я и занялась. Она хотела диктовать мне условия, и я решила, что могу работать на кого-то другого.

– Нет, нет, нет. Вы не так ее поняли. Она вовсе не хотела прерывать ваши отношения. Просто возражала против того, чтобы вы заявляли об этом случае в полицию.

– Но я не согласилась с ней. А коль скоро я не могу следовать ее советам, то считаю в равной степени невозможным брать у нее деньги. – Я холодно улыбнулась и спросила: – У вас что-нибудь еще?

Я была уверена, что он недоговаривает. Ведь не за этим же он проделал девяносто миль.

Обри неловко поерзал в кресле.

– Здесь какое-то недоразумение, – уже более миролюбивым тоном произнес он. – Мне хотелось бы услышать, что вам удалось узнать о судьбе моей свояченицы. Примите мои извинения, если я нечаянно огорчил вас. Да и вот еще что...

С этими словами он вытащил из кармана сложенный листок бумаги и протянул его мне. На секунду я подумала, что это какой-нибудь номер телефона или адрес – словом, что-нибудь полезное. Оказалось, это чек на двести сорок шесть долларов девятнадцать центов, которые Беверли оставалась мне должна. Этот акт в его исполнении походил на дачу взятки, и мне это не понравилось. Не знаю, что он при этом думал, но деньги я все-таки взяла.

– Пару дней назад я отправила Беверли свой отчет. Почему бы вам не спросить ее?

– Я ознакомился с вашим отчетом, но надеялся узнать, что вам удалось выяснить с тех пор, – если не возражаете.

– Откровенно говоря, возражаю. Не хочу показаться невежливой, но любая информация, которой я располагаю на данный момент, принадлежит моему работодателю и является конфиденциальной. Одно могу сказать. Я действительно заявила в полицию, там распространили ее описание, но прошло всего два дня, и они пока не могут сообщить ничего нового. Хотите ответить на один вопрос?

– Не очень, – сказал он и рассмеялся. Мне начинало казаться, что вся его высокомерность происходит от чувства неловкости, и я не стала обращать внимание на его последнее замечание.

– Беверли говорила, что они с сестрой не виделись три года, а вот сосед Элейн утверждает, что ваша жена была там не далее как на Рождество, и, более того, между ними произошла крупная ссора. Это правда?

– Что ж, очень может быть. – Тон Обри смягчился и уже не казался мне столь холодным и отчужденным. Сделав последнюю затяжку, он щелчком стряхнул в пепельницу тлеющий на кончике сигареты пепел. – Откровенно говоря, меня тревожит, не замешана ли во всей этой истории сама Беверли.

– То есть?

Он угрюмо потупился. Я увидела, как он, пытаясь побороть раздражение, с силой сдавил пальцами окурок, – в пепельницу посыпался табак и клочки темной бумаги.

– У нее проблемы с алкоголем. Уже довольно давно, хотя внешне это и незаметно. Она из тех, кто может воздерживаться по полгода, а потом... бах! – и три дня беспробудно пьет. Иногда это продолжается и дольше. Думаю, в декабре был именно такой срыв. – Он поднял голову – куда девалась вся его чопорность и надменность. Передо мной сидел просто человек, у которого тяжело на душе.

– Вы не знаете, что они не поделили?

– Догадываюсь.

– Они ругались из-за вас?

Он вздрогнул, и мне показалось, что я впервые увидела живой блеск в его глазах.

– Почему вы так решили?

– Сосед сказал, что причиной ссоры, похоже, был мужчина. Вы единственный, о ком я знаю. Не хотите со мной пообедать?

* * *

Мы отправились в коктейль-бар под названием "У Джея", расположенный за углом, неподалеку от моего офиса. Там всегда царит полумрак, кабинки в стиле ар-деко обтянуты светло-серой кожей, столики "под оникс" похожи на маленькие, неправильной формы бассейны с такой блестящей поверхностью, что можно увидеть собственное отражение. Как в известной рекламе жидкости для мытья посуды. Стены обиты серой замшей, а когда ступаешь на ковер, кажется, будто идешь по песку. Вообще, попадая туда, чувствуешь себя как в камере сенсорной депривации. С другой стороны, там богатый выбор горячительных напитков, и подают невероятных размеров сандвичи с острой копченой говядиной. Для меня самой это заведение было не по карману, но я подумала, что Обри Дэнзигер будет хорошо здесь смотреться. К тому же он производил впечатление человека, который не откажется оплатить счет.

– Чем вы занимаетесь? Работаете? – спросила я, когда мы сели за столик.

Не успел он ответить, появилась официантка. Я заказала нам по сандвичу с копченой говядиной и мартини. Во взгляде Обри отразилось легкое недоумение, но он лишь пожал плечами, давая понять, что ему все равно. Очевидно, не привык, чтобы женщины решали за него, но в данном случае никакого подвоха с моей стороны не ожидал. Я же чувствовала, что это мой день, и мне не хотелось выпускать из своих рук инициативу. Я прекрасно понимала: затея с сандвичами чревата, но надеялась, что это поможет сбить с него спесь и он будет больше похож на человека.

Когда официантка удалилась, он ответил на мой вопрос:

– Я не работаю. Я владею. Даю работу синдикатам по торговле недвижимостью. Мы покупаем землю и возводим на ней офисные здания, торговые центры, иногда кондоминиумы. – Он замолчал, словно решил, что сказанного вполне достаточно, хотя это далеко не все, что он имеет сообщить. Потом достал портсигар и предложил мне. Я отказалась, тогда он закурил сам – тоненькую темную сигарету.

– Скажите, почему вы надулись? – спросил он, чуть наклонив голову. – Вечно со мной такая история.

На губах его вновь играла улыбка, как от чувства собственного превосходства, но на сей раз я решила не обижаться. Возможно, у него просто такая мимика.

– Вы кажетесь высокомерным и слишком неискренни, – ответила я. – Все время улыбаетесь так, будто знаете то, чего не знаю я.

– У меня слишком много денег, чтобы позволить себе быть искренним. Кстати, было любопытно взглянуть на женщину-детектива. Это одна из причин, почему я здесь.

– Какова же другая?

Он не спеша затянулся, точно взвешивал, стоит ли признаваться.

– Я не доверяю Беверли на слово. Она хитрит и извращает факты. Хочу во всем разобраться сам.

– Вы имеете в виду ее контракт со мной или отношения с Элейн?

– О, мне известны ее отношения с Элейн. Она ненавидит сестру. Но и оставить в покое тоже не может. Вам доводилось кого-нибудь так ненавидеть?

Я улыбнулась.

– Последнее время нет. Разве что когда-то давным-давно.

– Беверли словно одержимая – ей необходимо знать об Элейн решительно все. Когда она узнает что-то хорошее, это ее бесит. Если что-то плохое, – радуется как ребенок. Но ей всегда мало.