там занимают, поделена, и люди собираются жить на ней столько, сколько захотят, или могут съехать, когда будут готовы; что хранилища и банки громят, а содержимое делят между теми, кому оно принадлежит по праву».

Прокурор: Говорила ли она, одобряет ли она это или нет?

На этот вопрос поступило возражение от г-на Стедмана, которое было отклонено, и суд поручил миссис Гебхардт отвечать.

М-с. Гебхардт: Судя по ее высказываниям, я бы сказала, что она это одобрила.

Всего по делу было вызвано 11 свидетелей со стороны государства, и после показаний г-жи Гебхардт обвинение сосредоточилось на том, что, по мнению свидетелей, подсудимая хотела сказать, что чувствовала по отношению к России. Так, например, другая участница «Обеденного клуба», миссис Маргарет Девитт, дала несколько бессвязные показания:

«Она говорила о том, что большевики завладели землей и страной, завладели деньгами в России, завладели землей и предоставили главному землевладельцу его справедливую долю, которую он мог обрабатывать, а остальная земля будет разделена между русскими людьми. И что их правительство было идеальным, что их правительство было истинной и чистой демократией, и что они предложили миру эту идею...

Затем я задала вопрос. Я спросила, почему, если Россия находится в таком состоянии, она приехала в эту страну, воспользовалась ее институтами и обосновалась здесь, почему она не вернется в Россию и не даст ей возможность воспользоваться плодами своего обучения. В этот момент она упомянула Президента. Она сказала, что президент ей не разрешил. Она сказала, что Эмма Голдман предприняла такую попытку, но ей не разрешили, и она сказала: «Я надеюсь, что вы не станете причислять меня к ней».»

Следующим свидетелем был мужчина, г-н К. М. Адамс, муж одной из участниц «Обеденного клуба», и его впечатлением от вечера было не то, что Роуз Стоукс хотела отмежеваться от Эммы Голдман, а то, что она сильно отождествляла себя с известной анархисткой и фактически восхваляла ее. По словам г-на Адамса, «она говорила о том, что Эмма Голдман — один из величайших светочей в ее убеждениях, и ей хотелось бы только, чтобы она могла выражать свои мысли так же хорошо, как она это делает».

Правительство решило, что его аргументы будут иметь больший вес, если удастся найти военнослужащего, который даст показания о том, как на него подействовали высказывания миссис Стоукс. Лейтенант армии Ральф Б. Кэмпбелл, как оказалось, присутствовал на лекции и в своих показаниях затронул вопрос о стихотворении, которое, по его утверждению, Роуз действительно читала своей аудитории, что противоречило ранее данным показаниям мисс Гамильтон. Более того, лейтенант Кэмпбелл заявил, что после прочтения стихотворения Роуз Стоукс раздались аплодисменты, но обвиняемая «подняла руку, чтобы сдержать аплодисменты», что свидетельствует о том, что она больше не согласна с патриотическими настроениями стихотворения. Никаких свидетельских показаний, подтверждающих это, не было.

В ходе перекрестного допроса лейтенанта Кэмпбелла г-н Стедман попытался внести порядок в путаницу, связанную с тем, что именно сказала или не сказала обвиняемая в тот роковой вечер в Женском обеденном клубе Канзас-Сити.

М-р Стедман: Я хотел бы, чтобы вы начали с начала выступления и изложили все, что помните.

Л-т: Миссис Стоукс начала свое выступление с резюме промышленной жизни мира...

М-р Стедман: Простите, изложите то, что она сказала. Вы сейчас излагаете свои выводы.

Прокурор: О нет, это не так! Он излагает суть того, что она сказала. Вы хотите, чтобы он использовал именно те слова, которые она сказала?

М-р Стедман: Он сказал «резюме», и я предполагаю, что это вывод.

Суд: Конечно, лейтенант Кэмпбелл, вы можете изложить, насколько это возможно, суть того, что она там сказала. Суд не понимает под этим, что адвокат требует явного повторения длинной речи, но суть различных рассмотренных тем, каков был предмет обсуждения и ее высказывания, связанные с ним.

Л-т: Она упомянула об условиях труда, начиная практически с письменной истории; обсудила древнюю систему гильдий рабочих...

М-р Стедман: (перебивая): Я не об этом прошу.

Прокурор: Да, это так.

Судья: Вы просите его попытаться повторить речь как можно точнее?

Стедман: Нет. Ни один живущий человек, вероятно, не смог бы этого сделать... По существу, я прошу предоставить мне ее слова, а не выводы.

Судья: Вы можете просить его обо всем, что сочтете нужным, насколько он сможет вспомнить. Мы не собираемся тратить время на то, чтобы свидетель пересказывал часовую речь.

М-р Стедман: Я не пытаюсь ссориться с Вашей честью.

Судья: Очень хорошо. Вы имеете право спросить его о любом фрагменте речи, который пожелаете.

М-р Стедман: Я так понимаю, что решение суда по этому вопросу заключается в том, что я не могу спрашивать свидетеля о сути этого выступления?

Судья: Я сказал, что вы можете спросить его по существу, но не до такой степени, чтобы он практически повторил всю речь, что составило бы, пусть и не дословно, около часа или более.

На протяжении всего этого разговора сторона обвинения в лице окружного прокурора Соединенных Штатов хранила молчание, что позволило г-ну Стедману и судье еще больше сблизиться и превратиться в противников. Г-н Стедман, по-видимому, был заинтересован главным образом в «тексте» — как можно больше прямых цитат из речи Стоукс, которые свидетель мог вспомнить, а судья, по-видимому, придерживался позиции, что это требование невозможно. Тем временем Стедману, вероятно, стало ясно, что никаких реальных слов от лейтенанта Кэмпбелла не дождешься. Г-н Стедман отошел от скамьи, сказав: «Хорошо, на этом я хочу сделать исключение и не желаю больше подвергать свидетеля перекрестному допросу».

Все эти показания и перекрестный допрос были весьма любопытны, поскольку, по идее, обвинение против Роуз Стоукс должно было строиться на письме, которое она написала и опубликовала в газете Star 20 марта, а не на речи, которую она произнесла в «Обеденном клубе» 16 марта и о содержании которой, похоже, не смогли договориться ни один из присутствующих. Тем не менее, из аудитории «Обеденного клуба» был вызван последний, враждебно настроенный свидетель — миссис Ева Дж. Миссис Салливан показала, что незадолго до представления миссис Стоукс президент клуба передала подсудимой «клочок бумаги» — предположительно чек на гонорар — со словами: «Я должна буду позаботиться об этом, поскольку это ваши деньги», на что миссис Стоукс ответила: «Возможно, вы не захотите отдавать их мне после того, как услышите мою речь». Далее миссис Салливан заявила, что суть беседы сводилась к тому, что существует два класса людей, заинтересованных в войне: один — демократический, другой — коммерческий, и что обвиняемая сделала заявление о том, что она «боится, что