Получив известие о делах в Руси и о смерти Михаила, они возвратились в отечество, будучи утверждены ханом — Андрей на столе владимирском, Александр на киевском. Изгнанный дядя Святослав ездил в Орду; неизвестно, требовал ли он у хана возвращения великокняжеского достоинства или нет; известно только то, что не получил его и скоро умер{473}.

Оставался князь, который мог предъявить свои права на в. княжение: именно Владимир Углицкий, сын Константина Ростовского, старшего из детей Всеволода III; но кто мог думать о праве Владимира в то время, когда Михаил Московский не обращал никакого внимания ни на свое бесправие, ни на право дяди: Ярославичи были сильнее углицкого князя, этого было довольно, чтоб заставить позабыть о последнем. Владимир умер в 1249 году{474}.

Но раздел между Ярославичами не был мирен. Татищев говорит, что Александр с Андреем имели в Орде большой спор, кому быть во Владимире, кому в Киеве, и будто хан отдал Киев Александру, а Владимир Андрею, основываясь на завещании покойного в. князя Ярослава.

Что же могло заставить Ярослава завещать старшему Александру Киев, а младшему Андрею Владимир? Быть может, особенная любовь к Андрею, который оставался всегда при нем; быть может также, что Ярослав, желая удержать и Южную Русь в своем роде, отдал Киев Александру как более способному, по своим доблестям, удержать его. Но если подобное завещание существовало в самом деле, то оно исключало необходимо брата Святослава; но летописец говорит прямо, что Святослав утвердил племянников на уделах, как распорядился покойный Ярослав. Впрочем, есть средство согласить оба свидетельства: Ярослав при жизни назначил Александра в Киеве, Андрей оставался на севере; по изгнании Святослава Михаилом и по смерти последнего Андрей, желая получить владимирский стол, настаивал на том, что уже старший брат его получил старший стол — Киев и Русскую землю по распоряжению покойного отца, и тем убедил хана{475}. Но Александр как старший{476} не мог быть доволен таким решением, ибо давно уже Владимир получил первенство над Киевом касательно старшинства, давно уже киевские князья не могли быть без владимирских; теперь особенно, когда вся Южная Русь была опустошена, когда Киев представлял одни развалины, владение им не могло быть лестно. Вот почему Невский имел полное право сердиться на младшего брата, видеть в нем хищника прав своих.

В 1252 году Александр поехал в Орду к новому хану Сартаку жаловаться на брата{477}, хан, давши старшинство Невскому, отправил на Андрея трех полководцев своих; недалеко от Переяславля Андрей встретил татар, был разбит в злой сече, побежал в Новгород, не был там принят и удалился ко врагам Александровым, шведам, которыми вследствие этого был принят с радушием. Кроме сознания прав своих Александр не мог терпеть Андрея на великокняжеском столе и по другим причинам, а именно: из слов летописца видно, что Андрей по совету бояр своих (и, вероятно, жены, дочери Даниила Галицкого) хотел свергнуть татарское иго, что доказывает выступление его навстречу к полкам ханским и злая битва с ними. Но Александр видел всю необдуманность этого намерения, которое могло подвергнуть Русь только новому нашествию и тягчайшему игу{478}. Александр приехал во Владимир. Андрей также возвратился в отечество, примирился с братом и получил в удел Суздаль{479}.

Александр умер в 1263 году; брат его Андрей Суздальский скончался весною следующего года. У Татищева{480} сохранилось известие, что Андрей по смерти брата снова хотел занять престол владимирский, но что брат его Ярослав перенес дело на решение хана, и тот утвердил Ярослава мимо Андрея, вероятно помня прежнее непослушание этого князя. Свидетельство Татищева подтверждается тем, что в летописях вступление Ярослава на великокняжеский престол означено не тотчас по смерти Александра в 1263, но уже по смерти Андрея в 1264 году{481}. Неизвестно, где Невский имел свое пребывание, в отчинном ли городе Переяславле Залесском{482} или во Владимире, по крайней мере погребен был, в последнем; брат же его Ярослав не оставил своего наследственного города, Твери{483}, и был похоронен в нем{484}.

Ярослав подобно всем князьям северным хотел приравнять В. Новгород к пригородам{485}. В этой крайней опасности Новгород был спасен не князем Южной, старой, Руси, но родным братом в. князя Василием Ярославичем Костромским. Этот князь вступился за старый город не по сочувствию с его бытом, но из соперничества с братом, ибо как князь костромской Василий боялся усиления князя тверского, каковое усиление грозило не только правам его на в. княжество Владимирское, но даже независимости его княжества Костромского. Вот почему Василий отправился к хану сам и представил несправедливость Ярослава и правоту новгородцев; тогда Ярослав, оставленный монголами, на помощь которых надеялся, должен был уступить новгородцам.

В 1271 году умер Ярослав Тверской; по старому порядку вещей в. княжество переходило к брату его Василию Костромскому; но старший сын Невского Димитрий, князь переяславский, объявил себя соперником дяди и прислал в Новгород просить княжения. Этот поступок Димитрия как будто указывает нам, что представление о старшинстве дядей дошло до той границы, на которой остановилось местничество и которую далеко перешли отношения княжеские, а именно: Димитрий ищет Новгорода под дядею Василием, ибо последний был ему 4-й дядя, тогда как тот же Димитрий отвечал прежде новгородцам, призывавшим его против Ярослава: «Не хочю взяти стола перед стрыем своим»{486}, ибо Ярослав был еще только третий дядя{487}. Но между князьями, как уже выше замечено, самые младшие дядья не думали уступать старшим племянникам, и потому Василий, опираясь на свое право, утвержденное постоянным торжеством младших дядей над старшими племянниками, послал в Новгород наместников с приказанием отвергнуть грамоты брата своего{488}. След., и костромской князь хотел привести в исполнение намерение отца и братьев, имея более нужной к тому твердости характера, чем покойный Ярослав Тверской: вооруженною рукою он принудил племянника оставить Новгород, который привел в свою волю. Костромской князь восторжествовал, достиг своей цели, но умер преждевременно в 1276 году.

Таким образом, мы видели, что при разрушении родственной связи, при постоянном стремлении каждого в. князя усилить во что бы то ни стало собственное княжество жребий — усилиться пред прочими княжествами и стать чрез это сосредоточивающим пунктом Руси — выпал сперва Твери, но слабохарактерность Ярослава Тверского и соперничество Василия воспрепятствовали усилению Твери; Василий Костромской, едва получил в [елико] княжескую область, как начал