— А в тылу за мной кто приглядывать будет? — улыбается кокетливо Алька, демонстрирует свои ровные белые зубы.

— Договоришься, запру тебя дома под охраной, — мы достаточно далеко отошли, притягиваю ее за затылок и впиваюсь в губы. Завожусь с пол-оборота. Не хочу останавливаться… но надо! — Аль, а теперь без шуток. Я и так места себе там находить не буду, тебе ведь не нужен муж – сердечник и импотент, пожалей мои нервы, веди себя хорошо.

— Второе тебе точно не грозит, — бросает смущенно, чувствуя, как ей в живот упирается каменный бугор. Я смеюсь, немного расслабляюсь.

— Не будет тебе покоя до старости, Зимина, — вновь впиваюсь в ее губы. Когда до них доберусь в следующий раз…

Алеста

Ад начался на рассвете.

Под градом обстрелов мы какое-то время голову высунуть не могли из укрытия. Потом пошли работать танки, пулеметы, автоматы…

— Сидишь в углу, Алька, и не высовываешься, — рявкнул очень строго Батя.

— Мне к Андрею надо. Он один не справится, — это не было упрямством, мне нужно было выполнять свою работу, чтобы спасти как можно больше жизней.

— Пока сидишь здесь! — грозит пальцем.

Сложно оставаться в стороне, когда каждый боец на счету. Над нашими головами уже несколько часов летали пули. Я слышала разговоры ребят, которые сидели в окопах возле блиндажа. Они говорили о том, что нас пытаются взять в кольцо.

Я стараюсь не паниковать, но тревога нарастает. Мне хочется, чтобы здесь был Яр, чтобы принял командование на себя. Ему я научилась полностью доверять. Это не значит, что Батя хуже или я ему не доверяю. Просто с Багировым настроение другое. Наверное, с ним и умереть не страшно, потому что люблю. Мы не виделись почти две недели. Он связывался со мной, с ребятами. Не жаловался, но я чувствовала, что Ярослав злится.

— Я в медблок, — выскочив из укрытия в момент очередного непродолжительного затишья.

— Вернись обратно! — кричали бойцы мне в спину, а я, пригнувшись к земле, старалась быстро передвигать ногами. Рядом оказался Сотников, схватив меня за локоть, дернул в сторону развалин.

— Алька, ты чего творишь? — заорал он на меня. — Батя приказал тебе в блиндаже сидеть!

— Сколько у нас раненых? — я чувствовала, что много, потому что этот бой интенсивностью отличался от предыдущих. Настоящая мясорубка.

— Не знаю… но много, — произнес он, понимая, в какую сторону я клоню. Ложись! — накрывает собой, когда в укрытие прилетает снаряд. Нас обдает бетонной крошкой. Страха нет, как в первые дни. Я четко следую инструкциям. — Цела?

— Цела, — отряхиваясь, приваливаюсь к уцелевшей стене спиной.

— Бегом! — командует товарищ, как только наступает короткое затишье.

Вновь начался обстрел. Петляя, словно зайцы, мы добрались до подземки.

Оставив меня, Сотников поспешил вернуться на свою позицию. Лехи в медблоке не было. Не хотелось думать о плохом, но раненым Андрей без веских оснований вряд ли разрешил бы хвататься за оружие и лезть в окоп.

Когда я увидела, что почти все кровати заняты, меня качнуло. Крови было много. Андрею помогал кто-то из бойцов оказывать первую помощь, но их усилий на всех не хватало. Хирург тоже был ранен, повязка на плече пропиталась кровью.

Мое появление он встретил одобряющим кивком и кивнул на парня, лежащего на носилках. Отключив эмоции: страх, панику, жалость, сострадание – действую на автомате. Это самое главное в таких ситуациях. Чем холоднее разум, тем более эффективной будет оказанная помощь. Голова думает, принимает решение, руки действуют.

Раненых становилось все больше. Их некуда было класть. Рук не хватало, а раны тяжелые, которые требовали срочного оперативного вмешательства. Андрей колол себе обезбол, но я видела, что рука его плохо слушается. Он принимал сложные решения, кого возьмет на операционный стол. Приходилось делать непростой выбор. А я, глотая молчаливые слезы и утирая пот с лица, продолжала методично делать свою работу – бороться за каждую жизнь.

Полностью отключиться ты не можешь. Есть кто-то роднее среди бойцов. Я радовалась, когда к нам заглянул живой Леха, Лис. Я спрашивала, как там Батя, Васька…

Когда к нам спустили Пыжа, мои руки стали дрожать. У него застрял крупный осколок в спине. Оперировать его в таких условиях было нецелесообразно. Тут нужна реанимационная бригада и группа хирургов.

Бой длился дольше суток. Только утром следующего дня подоспела военная авиация. Еще несколько часов ребята вели бой с оставшимися боевиками. Раненых и несколько убитых эвакуировали на вертолетах. Я знала этих ребят…

Мне было больно, но сил выразить эту боль не осталось. Я валилась с ног от усталости.

— Аля, ты с ребятами летишь в госпиталь, — произнес уставший и будто постаревший за последние сутки Батя. Мы отправляли последних раненых. Тех, чьим жизням уже ничего не угрожало, но которым требовалось лечение и реабилитация.

— Андрею Егоровичу нужно осколок извлечь, пусть он улетает, а я с вами остаюсь.

— Аля, это приказ, — повышает голос Батя.

— Я согласен, проваливай давай в госпиталь, — встревает Леха. Его лицо словно измазали сажей. Хотя у нас у всех, наверное, такие лица.

— Без медика на передовой нельзя, — упиралась я. Понимала, что он пытается сделать, но была не согласна. Если бы сегодня не подоспела авиация, нас бы взяли в кольцо. Чем это могло закончиться, остается только предполагать.

— Нам пришлют новых, а ты возвращаешься в госпиталь, это не обсуждается, — не слушая мои возражения, разворачивается и уходит. Я понимаю, что проиграла, и иду собирать вещи.

А дальше происходит что-то странное. Я прыгаю в окоп, но мои ноги не успевают коснуться земли. Раздается взрыв, я подлетаю вверх. Обжигающая боль в груди, падение, удар о землю – и темнота…

Багиров

— Багир, не дозвонился? — подходит Стас и, прежде чем присесть рядом, осматривает ветки, нет ли там змеи.

— Нет, — кручу в руках трубку телефона. Батарея скоро разрядится, но я продолжаю тыкать в кнопку вызова. Сидим в тишине.

Злюсь, что никто трубку не поднимает. Что там происходит? Просил ведь Батю телефон при себе держать. Алька, зараза, вечно его где-то оставляет. Под кожу заползает страх, когда я не могу дозвониться несколько часов. Плохой знак. Очень плохой…

Связываюсь со штабом, интересуюсь, где подкрепление? Когда нас отсюда перекинут обратно? Ответы выбешивают. Никто ничего точно не знает, но работают! Бардак кругом!

Не сомневаюсь, что у них там идет бой. Раз никто не может позвонить, у них там жопа. Ребята тоже все понимают. Переживают за наших. Над лагерем повисает тишина.

Телефон из рук не выпускаю. Места себе не нахожу. Мне нужно быть там! Неизвестность убивает. Я переживаю за каждого бойца, но с ума схожу от беспокойства за Альку. Не останется она в армии! Как только вернемся, подниму все связи, пусть ее по статье увольняют.