Троянов потер руки:

– Показывай, что там.

Мой расчет оправдался: компьютерщик за считанные минуты справился с задачей и вручил

мне стакан с крышкой.

– Ничего особенного, на мой взгляд, обычная кофемолка. Никаких обещанных в

инструкции функций взбивания и прочих нет. Внутри вертится нож, он рубит овощи, или что

там нужно туда засовывать.

– Спасибо, – обрадовалась я и, вытащив из кармана зазвонивший телефон, поспешила в

подземный паркинг, говоря на ходу: – Алло… Кто это?

– Вас приветствует диета Розы Гавриловой, – произнес бархатный тенор. – Пора принимать

завтрак!

– Минуточку, сейчас двадцать три ноль одна. Вы уверены, что настало время первого

приема пищи? – спросила я.

Естественно, никто мне не ответил, раздалось пожелание:

– Завтрак – главная еда дня. Откройте коробку и приступайте. Хорошего аппетита.

– И вам того же, – хмыкнула я. – Вот доберусь до дома и слопаю очередную вкусняшку.

Вырулив на шоссе, я позвонила Ивану Никифоровичу:

– Вы еще не спите?

– Сижу, как идиот, у телефона, – мрачно ответил шеф. – Пока ничего.

– Можно мне заехать? – осведомилась я.

– Валяй, – разрешил он.

//-- * * * --//

Сев у шефа на кухне, я решила пренебречь приличиями и начала разговор не с обсуждения

погоды, а сразу задала вопрос в лоб:

– Вы проверили Лору, когда поняли, что у вас серьезные отношения?

– Конечно, – подтвердил босс.

– И что? – напряглась я.

– Ничего, – пожал он плечами, – биография обычной российской женщины.

– Откуда у Селезневой деньги на просторное жилье в центре столицы? – беспардонно

поинтересовалась я.

Иван Никифорович почесал кончик носа и завел подробный рассказ.

Оказывается, от покойного супруга у Лоры осталась довольно большая библиотека.

Андрей Ильич был библиофилом, собирал книги. Особых денег у него не было, раритеты он

приобрести не мог, но постоянно ходил по букинистическим магазинам, рылся в развалах на

рынке и тащил в дом потрепанные фолианты, уверяя, будто обнаружил удивительный

раритет. Потом выяснялось, что Леонов ошибся, приобрел издание, вышедшее, скажем, в

тысяча девятьсот тридцать девятом году. Ну да, оно старое, но особой ценности не

представляет, потому что том является девятым из собрания сочинений никому не

известного писателя Пупкина-Волгодонского, напечатанного многомиллионным тиражом.

После смерти мужа Селезнева долго не могла выбросить ни одной его вещи, тогда вдова

жила в небольшой комнате густонаселенной коммуналки. О том, чтобы повесить полки в

коридоре или переоборудовать под домашнюю библиотеку кладовку, даже речи не было. Это

в собственной квартире можно забить литературой и прихожую, и кухню, и даже санузел, а в

общей… Короче, Лора продолжала жить, лавируя между стопками книг на полу. Но в конце

концов она решилась-таки избавиться от «библиографических редкостей».

Она человек аккуратный, обстоятельный, к тому же свободно управляется с компьютером.

Желая понять, какие книжки все же можно продать, чтобы получить хоть какой-нибудь

доход, а от чего следует безжалостно избавиться, Лора загрузила специальную программу

«Букинист» и с ее помощью сама стала оценивать оставшееся от Николая Ильича

наследство. Для начала пролистывала страницы книги, проверяла все ли на месте, осматривала переплет, а потом искала в таблице имя автора, год выхода, название

произведения и примерную сумму.

В одном из томов ей попалась старинная открытка – кто-то из прежних владельцев книги, похоже, использовал ее вместо закладки. Вдова внимательно рассмотрела находку.

На ее вешней стороне были напечатаны слова «Открытое письмо» и имелось место под

адрес. Ниже шла инструкция, гласившая: «Открытое письмо должно быть сполна оплачено

государственною почтовою маркою. На оной стороне помимо адреса нельзя ничего писать».

Дотошная Лора разобрала на штемпеле дату «1873 год», залезла на сайт филокартистов [12 -

Филокартист – собиратель почтовых открыток.] и ахнула: Николаю Ильичу таки удалось

отыскать раритет. Только это была не книга, а одна из первых российских открыток, которые

сейчас являются мечтой каждого коллекционера, но есть у считаных собирателей, потому

что их сохранилось ничтожно мало.

Лора Павловна удачно продала находку за хорошие деньги, избавилась от комнаты и

приобрела двушку в центре.

– Ясно, – кивнула я. – А почему Селезнева начала преподавать домоводство?

– Она очень уставала на своей работе, – пояснил Иван Никифорович. – Профессия была

когда-то освоена ею по приказу авторитарного отца, который решил все за дочь. Лора с

юности хотела стать учительницей, но он этому воспротивился.

– Странно, – удивилась я. – Знаю о родителях, которые костьми ложатся, чтобы не пустить

дитятко на сцену. Слышала о матери, не разрешившей дочке стать врачом, потому что

«незачем девочке чужих мужчин ощупывать». Но преподаватель… Это же благородная, уважаемая во всем мире профессия.

Иван Никифорович включил чайник:

– Хочешь бутерброд? С колбасой или сыром?

Паста Чунь подняла голову и заворочалась в моем желудке. Я поспешила отказаться:

– Спасибо, нет. Стараюсь не есть по вечерам, но все равно толстею.

Босс бросил в кружку пакетик с заваркой.

– А мне кажется, ты осунулась. Ну да ладно, как знаешь… Павел Селезнев был очень

жадным человеком. Он любил говорить дочери: «Зачем людям дети? Чтобы в старости не

голодать на копеечную пенсию. Стукнет мне шестьдесят, уеду в деревню, заведу кур, козу, а