Фактор усталости при долгих перемещениях на вертолете крайне высок. Постоянная вибрация, громкий шум и продолжительная концентрация заставила главнокомандующих ограничить полеты до четырех часов в день. Четыре часа считались хорошим объемом работы, и это было на два часа больше, чем летали наши братья на реактивных самолетах в ВВС. На деле суровая боевая реальность стирала эти ограничения чуть ли не каждый день. Шесть или восемь часов налета были обычным делом в Кавалерии. Мы с Леном только что налетали десять часов с Ворчуном-6 и чувствовали полное изнеможение. Устали до такой степени, что не хотелось возиться с сухпайками. Вместо этого мы решили отыскать экипаж медицинского вертолета и получить спальное место.

Мы нашли нужных ребят в двух сотнях футов от их «Хьюи» в четырехместной палатке.

– Не понимаю, зачем он приказал искать нас. Здесь нет дополнительных палаток, – сообщил высокий уорент-офицер. – Если хотите, может поспать на носилках. Хотя бы не на земле.

– Было бы неплохо, – отозвался Лен. – Наш бортмеханик и пулеметчик могут устроиться в «Хьюи», – он кивнул в направлении нашего вертолета, скрытого в сумерках. – Вчетвером там придется несладко.

– Что ж, тогда располагайтесь прямо здесь, – он указал фонариком на землю перед палаткой. – Можем дать вам плащ-палатку, чтобы было хоть какое-то укрытие.

– Да не, и так сойдет, – отказался Лен. – Сегодня ночью вроде как без дождя. Не хочу возиться с этой херней.

Я посмотрел на звездное небо. Оно было чернильно-черным, все в ослепительных алмазах. Звезды здесь выглядели точно так же, как и на противоположной стороне света. Полярная звезда была ближе к горизонту. Большая Медведица на месте. Орион. В детстве я очень часто изучал звезды. Я не терял надежды увидеть созвездие Южного Креста.

Лен уже который раз обращался ко мне.

– Боб, ты в порядке?

– Ага, просто изучаю созвездия.

– Слушай, не знаю, как ты, но я так устал, что готов вырубиться стоя. Пойду за носилками.

– Я с тобой.

Но сначала я дошел до нашего вертолета, чтобы сообщить Ричеру с пулеметчиком, где мы будем ночевать. Я взял носилки с «пылесборника». «Пылесборник» – позывной санитарного вертолета. У меня появилась привычка называть все объекты их позывными. Я взял носилки и отправился к Большой Медведице в направлении палатки. Пока мы размещались, пилоты «пылесборника» выползли наружу, чтобы немного поболтать.

Я больше молчал. Пока Лен с высоким уорент-офицером обсуждали свои недавние приключения, я сидел на носилках и изображал интерес, полагая, что они каким-то образом видят мое лицо, хотя их лица разглядеть не удавалось. Я просидел так с минуту, а затем откинулся назад посмотреть на звезды. Тыльная сторона моей ладони уткнулась во что-то холодное и липкое прямо за головой. Я быстро поднялся и спросил:

– Что это?

Второй пилот из экипажа «пылесборника» направил фонарик на носилки. На зеленом брезенте краснел кусок человеческого мяса.

– Их нужно хорошенько почистить, – пояснил он. – Пристает насмерть.

Он невозмутимо пожал плечами и подошел к носилкам. Держалось прочно. Наконец, ему удалось отодрать его пальцами – кусок полетел в кусты.

Спать больше не хотелось, поэтому я прислушался.

– Одна из наших машин залетела в горячую зону высадки и забрала четырех раненых, – рассказывал уорент. – Все шло как надо, пока они не взлетели. Прямо над пулеметами. Чарли сделали из них решето. Убили весь экипаж и всех раненых после падения.

Его товарищ с фонариком подхватил.

– А нас подбили при защите Плейме, – начал он, вытирая руку о штаны. – Мы сели слишком близко к траншеям, которые гуки давно успели выкопать прямо возле Плейме. Парни внутри лагеря не знали, что чарли сидят так близко. В общем, мы отправились забирать раненых. Они встретили нас на подходе. Убили пулеметчика. Нам пришлось выпрыгивать наружу и убегать. Мы спрятались на территории лагеря, – он остановился, а его товарищ одобрительно закряхтел. – Поэтому мы больше не садимся в горячих зонах. Чарли думают, что красный крест на борту – это мишень. Ублюдки вообще не уважают Женевские соглашения.

– Женевские соглашения?

– Ну да, суть соглашения в том, что нельзя трогать медиков, даже воздушных, – пояснил более низкий уорент.

– Не думаю, что чарли подписывали эти соглашения. Вот США точно не подписывали, – я влез в разговор.

Во мне проснулось неудержимое желание поспорить.

– Соглашения запрещают использование дробовиков, но в нашей роте стоит несколько ящиков с ними, для защиты территории.

Я привел в пример этот факт, чтобы уравновесить проступок чарли против «пылесборника». Мне всегда нравилось выступать в роли адвоката дьявола, и я в очередной раз вошел в образ, защищая врага.

– Ты вообще на чьей стороне? – спросил высокий уорент.

– Звучит так себе, – объяснил я. – Но если никто из противников не подписывал никаких соглашений, то они оба не имеют права обвинять друг друга в нарушении этих соглашений.

– Имеют, если противник – это куча гребаных гуков, – со злостью произнес высокий уорент.

Сторона обвинения высказала интересное соображение. А еще уорент был фунтов на сорок тяжелее меня.

– Что ж, – произнес я. – Такая точка зрения тоже имеет право на существование.

– Я думаю, что военные правила – это хрень собачья, – высказался Райкер.

Я не видел его лица, но я знал, что он улыбается.

– Согласен, – кивнул высокий уорент. – Война есть война, нам нужно перетерпеть ее и отправиться на родину.

– Надеюсь, скоро у нас это получится, – сказал Райкер. – Если мы захватим Армию Северного Вьетнама до того, как они доберутся до Камбоджи, то дадим им прикурить.

Райкер сделал паузу, и хозяева палатки одобрительно замычали.

– А когда мы дадим им прикурить, они захотят сдаться и предложат мир, как мне кажется. Они захотят сдаться и уехать домой.

– Я за, – поддержал я.

Была половина двенадцатого. Все порядком устали, и мы решили, что победу в войне стоит отложить до завтрашнего утра. Я улегся головой в другой конец носилок, чтобы не видеть пятна от куска мяса.

Лежа на спине, я снова стал разглядывать звезды. Крутое занятие. Мои мысли уплыли на другую сторону света, туда, где Пейшнс сейчас должна была сажать Джека за стол для обеда. Когда я видел его в последний раз, ему было год и два месяца, и он только-только начинал держаться на ногах. Ему нравилось играть в игру «не делай ничего, что тебе говорит мама».

– Пора кушать, Джек, – говорила она.

– Неть, – он смеялся и убегал в спальню.

– Джек, садись за стол.

Джек хихикал в спальне, забираясь на нашу высокую кровать. Пейшнс стояла в дверях и улыбалась, наблюдая за ним.