На рассвете Господь произнес: «Да будет свет, да вернутся же Боб с Леном в лагерь и да выпьют они там кофе». Возбуждение погасло с первыми лучами солнца, и я внезапно ощутил себя выжатым лимоном. Безжалостная настойчивая сонливость, которая обычно приходит в это время суток, добралась до меня. Я в какой-то полудреме долетел до «Чайной Плантации» и небрежно швырнул вертолет вниз. Райкер хихикал над моими попытками, как пьяный. Я тоже начал смеяться. Не от веселья. Это больше походило на рыдания с улыбкой. Пока мы сидели в кабине, капитан успел оттащить свою радиостанцию в джип. Он повернулся и провел ребром ладони по горлу, потому что «Хьюи» до сих пор держал рабочие обороты. Его жест показался мне невероятно забавным, и я уже было включился в связь, чтобы сообщить об этом Райкеру, но он меня опередил:

– Глянь, Боб. Он хочет самоубиться!

Ох, вот это было мощно. Мы истерически смеялись, пока у нас ребра не заныли.

Ричер подошел к двери Лена:

– В чем дело? – спросил он.

Я вытер слезы и заглушил «Хьюи».

Надо раздобыть кофе. Ричер остался позади, чтобы проверить машину. Либо у него были стальные нервы, либо заварной крем вместо мозгов, потому что во время боя он умудрился задремать. Теперь он бодро скакал вокруг вертолета, проверяя каждую гайку, уровень всех жидкостей. Я воодушевился, наблюдая за ним. Техническое обслуживание «Хьюи» было достаточно утомительной работой, это еще мягко говоря, но Ричер справлялся с ней идеально.

– Я смотрю, ты любишь свою машину, Ричер? – произнес я.

– Так точно, сэр. А еще я не люблю летать над этими гребаными джунглями на вертолете, который может заглохнуть и рухнуть вниз.

Мы уселись за стол, сделанный из пустых ящиков для боеприпасов. Я завтракал восстановленным омлетом, когда к нам подошел капитан-пилот.

– Парни, я знаю, что вы устали, – он уставился на наши изможденные лица. – Я пытался найти машину вам на замену. Но все глухо. – Он зажег сигарету. – Сегодня мы будем высаживать новые отряды в то место, – он указал на юг. – Похоже, мы растормошили целый улей. Постоянные перестрелки. В любом случае, ваш батальон сообщил, что нам повезло зацепить вас. Они отправили все свои вертолеты на перевозку пехоты.

– Без проблем, – произнес Райкер, вставая с места. – После этого завтрака и чашки кофе мы будем готовы, – его веснушчатое лицо озарилось улыбкой.

– Отлично, потому что вы будете нужны целый день.

Я застонал. Я застонал бы еще громче, если бы знал, что Реслер торчал там с окруженным отрядом. Его подбили, когда он подвозил припасы, и всю ночь он просидел за пулеметом вместе с ворчунами. Но мне станет известно об этом, только когда мы вернемся к «Пасторам».

Мы летали в одиночку над долиной между Плейме и массивом, перевозя небольшие отряды в новые зоны. Мы так устали, что осторожность, сноровка и даже страх покинули нас, пока мы садились в неизведанных зонах высадки без сопровождения или прикрытия. После завтрака я чувствовал себя вполне нормально, но к десяти часам утра я снова начал «плющить» «Хьюи». Как и Лен. «Плющить» – это неофициальный термин, который мы усвоили в летном училище. Он одновременно описывал звук и деформацию полозьев вертолета во время очень жесткой посадки, за которую обычно получаешь «розовый листок» и косой взгляд инструктора.

У меня начались проблемы с концентрацией. Я заходил на посадку, а затем просто сидел и пускал слюни, пока полозья не врезались в землю. От удара я вскакивал, ненадолго приходил в себя и с грехом пополам взлетал. Но если полет длился больше десяти минут, я угасал. Мы с Леном менялись каждые полчаса. Мы оба просто выгорели.

Когда наступил полдень, мы поняли, что прошло уже двадцать четыре часа с вылета из зоны «Гольф». Казалось, будто прошел месяц. Из этих двадцати четырех часов мы летали около двадцати. Неудивительно, что мы хихикали всякий раз, когда «плющили» полозья. Усталость затмила разум.

Мы продолжили летать весь день до самого вечера. Я не помню, как мы дозаправлялись. Я не помню посадки. Я не помню, кого я возил и куда. Я не помнил количество вылетов и прочие вещи, которые мне следовало помнить. Позже нас похвалили за спокойное поведение под обстрелом. Я даже не помню обстрелы.

Ворчун-6 сообщил, что мы свободны. Мы вернулись в «Чайную Плантацию» в десять вечера.

Я молча повалился на носилки с «пылесборника» и заснул.

На следующий день в шесть утра мы поднялись в воздух по приказу нашего неутомимого командира, чей воздушный флот состоял из нас и нашего «Хьюи».

Утро для полета выдалось идеальным. Я попивал кофе из фляжки, пока Райкер подменял меня в управлении. Кофе и прохладный воздух освежили мое сознание. Я чувствовал себя гораздо лучше.

Темно-голубое небо блестело над холмами с кустарниками и долинами со слоновой травой. День был ясным. Под нами, на невысоком холме выветренные овраги обнажали красную почву, складываясь в рисунок, напоминающий лачугу с остроконечной крышей, словно воздушный дорожный знак, указывающий нам в сторону деревни монтаньяров, которая ютилась в джунглях всего в паре миль отсюда.

Я сделал пару глотков кофе, пока мы летели над деревней. Планировка территории была мне уже знакома: по центру деревни стояла лачуга, минимум в четыре раза выше других строений. Думаю, в ней жил глава деревни. Параллельно целому ряду лачуг шел еще один ряд небольших кубических построек, которые возвышались над землей на четырех балках. Эти постройки располагались напротив каждого жилища. В горах я постоянно видел подобные деревни, которые выглядывали из джунглей и облепляли все холмы. Они напоминали мирные островки в океане боевых действий.

Мы приземлились на холме и получили инструкции. Все то же, что и вчера. Капитан на холме сообщил, что нам нужно будет возить парней от этих координат к новым координатам по списку, и протянул мне лист бумаги.

– Глядите в оба. Мы заманили гуков в сеть, и они могут начать дергаться.

Когда он произнес «гуков», я увидел широкую улыбку на лице тупого переводчика. По пути из палатки я спросил его:

– Как твои дела?

– Да, – он кивнул.

Мы с Райкером просто взбесились от того, что нам снова предстояло летать без сопровождения. Где рота? Почему нас не отпустят к своим? Прошлой ночью мы слишком мало спали, чтобы отдохнуть. Мы снова вырубались на ходу и швыряли «Хьюи» при посадке. К полудню мы закончили перевозить отряды и вернулись на холм, чтобы отобедать и получить новое задание. При подлете я заметил, что упрямый паренек сдался и переместил свою палатку в другое место. Я заглушил двигатель, и лопасти еще продолжали вращаться, когда из палатки к нам выбежал санитар со срочными новостями.

– Запускайтесь обратно. Джип подорвался на мине в пяти милях отсюда.

Ричер, успевший только открыть капот двигателя для проверки, громко захлопнул его и запрыгнул вместе с остальными в «Хьюи», пока я заводил вертолет. Когда мы ослабили давление на полозья, к нам на борт запрыгнул солдат-медик.