– Тебе некрепкий и без молока, дорогая? – кричит мисс Нортон.

Я пытаюсь убедить себя, что это просто инсценировка. Этого не может быть; этот стол ненастоящий, и эту женщину никто не собирается пытать. Но ужас в ее глазах говорит об обратном.

Вот на что ты любишь смотреть.

– Кларисса! Все правильно?

– Да, мисс Нортон! – кое-как выговариваю я, даже не понимая, с чем я соглашаюсь.

У меня перед глазами прыгают заголовки статей.

«Почему меня возбуждает страх. Откровения рабыни».

Вот что ты любишь читать.

– Печенье будешь? – кричит мисс Нортон.

«Соблазнительная беспомощность. Привяжи ее!»

Вот что ты любишь делать.

Я вспоминаю, как ты завел мои руки за спину. Как сдавил мне шею, чтобы я не могла пошевелиться. Как шептал все эти мерзости – а я слушала, делая вид, что они мне нравятся. Как ты млел от моих «да» и шарил по мне своей перчаткой. Да, да, да.

– Я испекла его сегодня утром. Хотела тебя угостить. Все думала – встречу тебя или нет? Это так мило с твоей стороны – подарить мне конфеты! Они все очень вкусные! Как раз такие, какие мне нравятся.

«Возбуждающая клизма и другие домашние средства».

– Кларисса, ты слышишь?

«В царстве пыток: запретные комнаты наших читателей».

У тебя есть запретная комната?

– Звучит отлично, мисс Нортон, – выдавливаю я.

– Как я рада это слышать, дорогая! Ты такая худенькая!

«Во все тяжкие. Приключения связанных красоток».

Я думаю о той ночи. Об отметинах на моем теле. Моя фотография… видимо, я должна сказать спасибо за то, что она не такая отвратительная, как содержимое этого журнала?

– Кларисса? – Мисс Нортон стоит в дверях гостиной.

В панике пытаюсь запихать журнал обратно в конверт. Больные пальцы не слушаются; на них по-прежнему повязка из травмпункта. Толстая коричневая бумага не выдерживает и рвется от моих манипуляций.

Я видела достаточно. Заголовки с обложки продолжают вспыхивать у меня в мозгу. Глупые, неприличные заголовки; будь здесь Энни – она бы лишь презрительно рассмеялась, прочитав их. Сказала бы, что это все фальшивка. Надавала бы тебе по твоей мерзкой роже. Но я не могу рассмеяться. Мне не смешно. Ведь ты не шутил, когда послал мне это. А фотография на обложке… никогда не видела ничего более ужасного, омерзительного и уродливого.

«Связать и овладеть. Трюки с веревкой».

Иду через всю комнату к мисс Нортон, чтобы взять у нее тарелку с золотистым печеньем – старинную, китайского фарфора, пожелтевшую и потрескавшуюся от времени, но все равно очень красивую.

– Выглядит аппетитно! – говорю я, хотя в данный момент ни одно блюдо на свете не кажется мне аппетитным. Аккуратно ставлю тарелку на кофейный столик, но она почему-то валится на пол. Мои пальцы как будто разучились нормально хватать. Странно, что тарелка не разбилась.

«Играем в животных: сельские радости».

– Поможешь мне с чайным подносом? – спрашивает мисс Нортон, не обратив внимания на устроенное мной представление. Счастье, что она временно лишилась своей исключительной способности всегда все замечать! Она слишком поглощена ролью хозяйки дома.

На дрожащих ногах отправляюсь за мисс Нортон. Захожу на кухню – и словно попадаю в семидесятые годы: кругом все бежево-коричневое.

«Учимся подчинять. Удовольствие и боль: идеальное наказание в картинках».

«Ты будешь наказана», – сказал ты тогда в парке. Значит, вот что ты имел в виду?

– Кларисса, я не могу найти ситечко для чая! – говорит мисс Нортон.

Я не глядя шарю в забитых доверху кухонных ящиках.

«Школа послушания. Хочу, чтобы меня высекли!»

Я помню твою теорию насчет смерти первой жены Синей Бороды. Высшая степень неповиновения – вот что ты сказал. Неповиновение… это мерзкое слово говорило о том, насколько уродливы твои представления об отношениях между мужчиной и женщиной. Я поняла это, несмотря на опьянение. Поняла, несмотря на то что к тому моменту уже совершенно потеряла бдительность.

«Ты будешь делать то, что я скажу». Это тоже твоя фраза.

Они все разные, эти жуткие заголовки. Но суть у них одна и та же.

– Что с тобой, дорогая? – ласково смеется мисс Нортон. – Вот же оно! – Взяв ситечко, она кладет его на поднос рядом с дымящимся чайником и двумя изящными чашками в розочках. Я беру поднос; пар из чайника едва не обжигает мне пальцы на здоровой руке. Пошатываясь, несу его в гостиную и, звякнув посудой, ставлю на столик.

«В каждой дырке затычка. Уроки, которые не забываются».

– Садись, дорогая, – говорит мисс Нортон.

Я сажусь.

«Запретные пытки: обучающие упражнения. Порази ее!»

– Бери печенье.

Я беру печенье, откусываю микроскопический кусочек и начинаю жевать. Я боюсь подавиться; заставляю себя проглотить его и, пока мисс Нортон разливает чай, прячу остатки печенья в сумку.

«Тренажеры для всех частей тела. Придай ей форму!»

Мисс Нортон не умолкает. Она счастлива, что наконец залучила меня к себе.

– Я так рада, что ты у меня в гостях! – восторженно щебечет она. – Я хочу, чтобы ты навещала меня почаще!

Я обещаю навещать ее почаще. Руки трясутся. Я беру чашку; чай проливается на старинный зеленый аксминстерский ковер. Бормочу извинения и поднимаюсь за полотенцем. Потеряв равновесие, очень больно ударяюсь голенью о кофейный столик и вскрикиваю. Очередная порция чая выплескивается на розовые цветы, вытканные на ковре. Мисс Нортон усаживает меня обратно и говорит, чтобы я не волновалась. Говорит, что видит, как я устала, и что любой бы начал спотыкаться после целого дня, проведенного среди этих ужасных уголовников. Говорит, чтобы я даже не вздумала вставать: мне нужно отдохнуть, и она все сделает сама.

«Подвесили и отхлестали. Провинившаяся рабыня в комнате пыток».

Мисс Нортон уходит. Я исследую конверт. На нем есть марка и наклейка с моим именем и адресом. Больше ничего – ни имени отправителя, ни еще какой-либо информации. Может, ты купил журнал из-под полы в секс-шопе? Воспользовался привилегией для ВИП-клиентов? Или заказал его через Интернет? На секретном сайте, который нельзя найти обычными поисковиками? А может, ты являешься членом тайного общества, которое распространяет такие журналы? Хуже всего, если ты сделал его сам. В любом случае, я думаю, есть небольшая вероятность, что полиция сумеет выяснить, откуда пришел конверт. И что эта ниточка в конце концов приведет ее к тебе.

Еще раз быстро осматриваю журнал. Обложка не глянцевая. Им не нужен дизайнер – ведь он может начать задавать неудобные вопросы. Под глазами у женщины расплылась тушь; кажется, это настоящие слезы. Им не нужен визажист – вдруг он расскажет, чем они там занимаются? Может, это Лора Беттертон? Освещение очень слабое, словно съемки проходили в чьем-то гараже, – разумеется, звуконепроницаемом. И, разумеется, без окон. Им не нужна студия – ведь тогда кто-нибудь увидит, как туда заходят девушки. К тому же из студии можно свободно уйти.