– Я хочу узнать, что случилось с Лорой, – сказала она, натянутая как струна.

– Мы тоже. – Женщина бросила трубку.

Она попыталась еще раз:

– Пожалуйста, поговорите со мной!

– Оставьте нас в покое! – Снова короткие гудки.

В третий раз трубку брать не стали.

Они явно не хотели, чтобы им звонили и спрашивали про Лору. Почему же они не исключили свой номер из справочника? Почему не позаботились о том, чтобы их было трудно найти? Она не включала антиопределитель, когда звонила им; не хотела их пугать, а кроме того, надеялась, что они сами ей когда-нибудь перезвонят. Впрочем, в глубине души она в это не верила. Но зачем же тогда они поднимали трубку?

В конце дня адреналин у нее все еще зашкаливал. Они сидели в предбаннике и ждали пристава, который должен был сопроводить их вниз. Энни утверждала, что Кларисса стала белая как бумага и что краше в гроб кладут, а Кларисса пыталась ее успокоить.

Когда над ними зарокотал голос Гранта, она вздохнула с облегчением:

– Почему там так мало спермы Томлинсона? Это подозрительно. Он кончил ей на лицо; она вытерлась футболкой и джинсами. Если это правда, спермы должно быть больше.

– Количество спермы очень индивидуально. Нормой считается и один миллилитр, и пять, – объяснила Кларисса. Она говорила спокойно, несмотря на переполнявшие ее эмоции. – Если эксперты нашли на одежде мисс Локер всего несколько маленьких пятнышек, то это еще не значит, что она соврала. – Встретившись глазами с Грантом, она почувствовала, что краснеет. – Возможно, у него просто мало спермы вырабатывается.

Теперь они с Робертом каждый вечер немного задерживались, чтобы выйти вместе. Ей было хорошо с ним; а защита от Рэйфа и безопасная дорога до станции – это просто дополнительный бонус.

Кларисса делала вид, что вовсе не ждет, когда он выйдет из камеры хранения. Стоя у конторки пристава, она послушно читала висящие на стене строгие предупреждения, словно ей необходимо было заучить их перед тем, как уйти домой. «Запрещается давить на присяжных». «Запрещается производить фото- и видеосъемку». «Запрещается рассказывать о том, что происходит в совещательной комнате: это является уголовным преступлением и карается штрафом или лишением свободы».

Когда появился Роберт, она торжественно процитировала ему эти важные правила. Он слушал с преувеличенно-серьезным выражением, медленно кивая после каждой фразы.

– Видели, какое лицо было у Гранта, когда вы объясняли ему про сперму? – спросил он.

– Я специально старалась на него не смотреть.

Это была ложь. Они засмеялись.

– Мало кому из мужчин это понравилось бы, хотя смущаться тут нечего, – сказал Роберт, и она подумала, что он, скорее всего, прав. – Хорошо, что вы об этом сказали. Откуда вы знаете такие вещи?

– Я разбираюсь в физиологии.

– Не сомневаюсь! Но мне почему-то кажется, что здесь есть что-то еще.

– У меня было слишком много неудачных попыток ЭКО. Тяжелая форма мужского бесплодия.

– О…

– Я знаю о сперме больше, чем хотелось бы, – сказала Кларисса, и на этот раз уже не он, а она смотрела на него пристальным взглядом.

Роберт засмеялся, но тут же посерьезнел.

– Значит, не вышло?

– Нет. Малыша не получилось. – Она старалась не выдать своей печали, но удалось не очень. – Генри заставил меня поклясться, что я никогда никому не расскажу, почему нам понадобились эти процедуры. Но я думаю, наш договор уже истек.

Она сказала себе, что это не предательство: ведь Роберт с Генри никогда не встретятся. А на самом деле ей просто не хотелось, чтобы Роберт подумал, будто проблема была в ней.

– В любом случае мы были вместе не из-за детей, – продолжила она. – Генри не из тех, кто над ними кудахчет. Он пошел на это ради меня: он знал, что мне безумно хочется ребенка.

– А если бы он не согласился, вы бы остались с ним?

– Да. Я очень хотела быть с ним, – задумчиво произнесла она. – Правда, он еще до этого дал мне обещание, что мы попробуем завести ребенка. Если бы он его не сдержал… я думаю, наши отношения развалились бы. Но в результате они развалились как раз потому, что он его сдержал… Он ужасно боялся, что ребенок помешает ему писать.

– Это можно понять…

Она кивнула.

– Каждый раз после очередной неудачной процедуры он испытывал тайное облегчение. Я чувствовала это, хотя мы с ним об этом не говорили.

Она вспомнила записку, которую Рэйф прислал ей накануне процесса и которая теперь хранилась вместе с остальными доказательствами: «Мы могли бы завести ребенка, Кларисса. Давай попробуем?» Она очень надеялась, что эти доказательства никогда не попадут на стол к миссис Лоренс.

– Я вам очень сочувствую.

– Не думаю, что я это заслужила. Я не давала себе труда остановиться и подумать. Не хотела видеть, насколько двойственное отношение было у Генри к этому вопросу. Думать было слишком страшно; я боялась, что это помешает мне получить то, что я хочу. Я убеждала себя, что, когда у нас появится ребенок, Генри сразу растает и полюбит его. Я как будто помешалась. Я даже купила подгузники и журнал с выкройками детской одежды. – Она бросила на него смущенный взгляд.

– Думаю, он вас очень сильно любил, раз пошел на такое.

– Он… он был очень сложным человеком. В общем, в какой-то момент он сказал, что с него хватит. Все эти бесплодные попытки завести ребенка истощили его – и меня тоже, хотя тогда я отказывалась это признавать. Он не мог спокойно смотреть, как я принимаю таблетки и прохожу бесконечные процедуры. Он злился – насколько Генри вообще способен злиться – при мысли о том, что все это делается из-за него, причем ради чего-то такого, что ему даже не нужно. Думаю, я кололась чаще, чем Лотти, – робко пошутила она.

– Вы переживали из-за этого, – сказал он без улыбки.

– Да. – Она смотрела себе под ноги. – Переживала, сильно. Я так хотела ребенка, так хотела стать матерью, что совсем забросила Генри. Я думала только о себе и почти перестала уделять ему внимание.

Роберт, нахмурившись, смотрел вперед, на другую сторону улицы. Она подумала, что там, наверно, Рэйф, – и поскользнулась; грязный снег под ногами уже превратился в лед. Роберт поддержал ее.

Нельзя было упускать такую возможность: она давно хотела заставить его стать более бдительным.

– Что там такое? – спросила она, желая укрепить его подозрения, внушить ему мысль, что что-то не так. Подготовить его, чтобы он смог себя защитить.

– Ничего, – отмахнулся он.

Она не знала, чего боялась больше: того, что он не признается? или того, что признается? А если бы он сказал, что заметил Рэйфа, – что тогда? Она заставила себя попробовать еще раз: