Во время последних недель существования Временного правительства престиж России был крайне низким. Направленная в последних числах октября в Британию просьба оказать помощь военными кораблями в отпоре вторжению Германии в Балтийское море встретила отказ. Вероятно, он был вызван соображениями стратегического характера, но тем не менее Бьюкенен многозначительно заметил Терещенко, что вряд ли Россия может ожидать, что союзник станет рисковать ради нее своим флотом, когда русская армия, значительно превосходящая своего противника в количественном отношении, практически не принимает участие в войне. Представляя себе возмущение, которое вызовет в России новость об отказе в помощи, Керенский не стал скрывать своего разочарования. Он в состоянии понять позицию Британии, сказал он Бьюкенену, но трудно ее объяснить все растущему количеству людей, которые жалуются на слабую поддержку России союзниками. Посол не намеревался извиняться и перевел разговор на грехи русских, заявив премьер-министру, что время для полумер уже упущено и необходимо любыми средствами установить железную дисциплину. Большевизм был корнем всех зол, от которых страдает Россия, и, если Керенский вырвет его, он войдет в историю не только как главный деятель революции, но и как спаситель своей страны. Хотя перспектива такой славы и была привлекательной, Керенский возразил, что подождет, пока первыми не выступят большевики, чего он ожидал в ближайшие несколько недель. Бьюкенен выразил надежду, что правительство не упустит возможности уничтожить большевизм (то есть большевиков), как упустил ее в июле. Дипломатические круги все еще жили в мире иллюзий, думая, что возможное вооруженное восстание дает повод уничтожить чудовище большевизма и в результате этого каким-то таинственным образом восстановить боеспособность армии. Возможность того, что большевики могут победить и образовать собственное правительство, всерьез никем не рассматривалась.

В последнюю неделю существования Временного правительства Керенский столкнулся с неким подобием мятежа в своем же кабинете министров, когда военный министр генерал Верховский, который больше не мог обманывать себя относительно возможности восстановления армии, обратился к тайному комитету Предпарламента и дошел почти до оправдания заключения мира как единственного средства спасти отечество. Об этом стало известно, и на Верховского ополчилась вся патриотически настроенная пресса. Он «вскочил на подножку колесницы товарища Троцкого», кричал один печатный орган. Владимир Бурцев, старый социал-революционер, чья газета серьезно поддерживалась французскими субсидиями, лживо утверждал, что военный министр выступает за сепаратный мир и в качестве причины столь неожиданного изменения его позиции намекал на присутствие германского золота. Провинившегося министра насильно отправили на каникулы под видом «отпуска», и власти распространили официальное заявление, опровергая, что он выступал в защиту сепаратного мира.

Как показало принесение в жертву Верховского, Керенский упорно придерживался надежды, что со временем Россия возродится, если только союзники наберутся терпения. В интервью, данном 1 ноября корреспонденту Ассошиэйтед Пресс, он спокойно опроверг слухи о выходе России из войны. Но, выражая свое недовольство давлением союзников, он признал, что Россия изнурена войной и «имеет право требовать, чтобы теперь союзники взяли на свои плечи самое тяжелое бремя». Вопрос, в настоящее время волнующий русское общественное мнение, добавил он, – это где находится британский флот, когда к берегам Балтики приблизился флот Германии? Первые сообщения об этом интервью, появившиеся в Соединенных Штатах, были сильно искажены и создавали впечатление, что Россия почти вышла из войны. Авторы комментариев пошли еще дальше и в нескольких газетах уверенно утверждали, что Россия уже отказалась от борьбы. И Государственный департамент и российское посольство немедленно опубликовали опровержения. Все отчеты, которые получаются из Петрограда, заявил Лэнсинг, «показывают, что премьер Керенский и его правительство далеко не обескуражены и по-прежнему одушевлены сильной решимостью мобилизовать все ресурсы России для общей борьбы и доведения войны до победного конца». Тем не менее в своем послании Фрэнсису от той же даты Лэнсинг выразил гораздо меньше оптимизма и запросил копию оригинального интервью, потому что «по пристальном прочтении создается общее неблагоприятное впечатление». Имея в виду враждебные комментарии прессы по поводу интервью, особенно в Англии, Керенский приказал опубликовать пояснительное заявление, в котором подчеркнул, что Россия «будет продолжать исполнять свой долг».

Тогда как Керенский и Терещенко, которых связывали не очень дружеские отношения, до самого кануна своего свержения были поглощены доказательством преданности правительства союзникам, большевики активно готовились к захвату власти. Их намерения не составляли тайны, и нервничающая, но вместе с тем чрезмерно самоуверенная консервативная пресса утверждала, что любые попытки восстания против власти будут подавлены. Внешне Керенский тоже сохранял уверенность и постоянно твердил Бьюкенену, что хочет начала восстания, чтобы подавить его. Скрывавшийся в Финляндии с конца июля, Ленин, замаскировавшись, 20 октября вернулся в Петроград. Через три дня на подпольном собрании Центрального комитета партии большевиков он заявил, что политическая ситуация созрела для восстания и что откладывание начала может быть смертельным. Последовала яростная дискуссия, и только после многочасовых споров Ленину удалось привлечь на свою сторону большинство членов ЦК. Когда решение о восстании было принято, только Зиновьев и Каменев продолжали предостерегать против него, считая его опасным и преждевременным шагом. Ленин подверг суровой критике «штрейкбрехерство» своих старых товарищей и призвал к их исключению из партии. Хотя позднее стало ясно, что сделанный им анализ обстановки оказался точным, в то время и другие партийные лидеры разделяли сомнения и колебания, которые только Зиновьев и Каменев решились высказать открыто. Тем не менее победила воля Ленина, и под руководством Троцкого Петроградский Совет организовал Военно-революционный комитет, который должен был взять на себя практическое руководство восстанием. Первоначально в этот комитет вошли сорок восемь большевиков, четырнадцать левых социал-революционеров и четыре анархиста. Во все отделения Петроградского гарнизона были посланы представители комитета, чтобы заручиться их поддержкой или в крайнем случае обещанием сохранять нейтралитет. Именно в этом деле, а не в выработке актуальных подробностей военной стратегии, комитет доказал свою действенность. Основной ударной силой, которой располагали большевики, была Красная гвардия, состоявшая приблизительно из двадцати тысяч вооруженных рабочих. Они обучались военному делу со времени восстания Корнилова, и хотя по сравнению с обученными войсками выглядели довольно жалко, падение власти и авторитета Временного правительства доказал тот факт, что ни одно войсковое подразделение не встало на его поддержку.

Видя эти агрессивные приготовления, которые, разумеется, невозможно было полностью скрыть, правительство приняло контрмеры. Из окрестностей Петрограда были призваны войска, считавшиеся надежными; полк юнкеров утром 6 ноября захватил редакции большевистских газет; другие подразделения юнкеров охраняли стратегически важные учреждения, мосты и сооружения; крейсеру «Аврора», стоявшему на Неве в опасной близости к Зимнему дворцу, приказано было выйти в море. Военно-революционный комитет ответил на это требование мгновенно и результативно. Уже через нескольких часов большевистская пресса снова стала работать, а команда «Авроры», получив приказ комитета, отказалась выполнить приказ правительства.