Далее начались прения сторон. Адвокат Кремнева опять пытался доказать суду, что со стороны Цветковой было мошенничество и обман. Я внимательно смотрел на выражение лица судьи, и мне казалось, что она ему не верит. Затем слово предоставили мне.

– Граждане судьи, – начал я свое выступление, – прежде всего давайте рассмотрим вопрос об идентификации картин, ставших предметом спорных сделок между Цветковой и Кремневым. Рассмотрим один факт: ведь на самом деле не только не существует неопровержимых доказательств проведения сделки купли-продажи картин, но и прямых доказательств, что участниками сделок были именно те картины, которые сейчас являются уликами в уголовном деле. Следствие же вынуждено доверять показаниям либо потерпевших, либо подозреваемых. Вещественных доказательств по делу Цветковой, картин русских художников, якобы проданных моими доверителями гражданину Кремневу, в уголовном деле нет, как нет никаких платежных документов – ни чеков, ни банковских проводок, ни даже расписок Цветковой, которые могут подтвердить, что она получала за эти картины деньги от Кремнева. Остается одно – делать экспертизу картин, якобы купленных этим гражданином. И вот проблема: экспертиза каких именно картин? Если тех, что представил потерпевший, то необходимо доказать, что он именно их приобрел в салоне у Цветковой. Ведь они легко могли быть подменены на фальшивые. Все дело в том, что наше законодательство, как уголовное, так и гражданское, не приспособлено к такой тонкой сфере, как искусство и антиквариат. Давайте посмотрим на такой частный случай, как купля-продажа квартир или машин. Ведь все это происходит через государственную регистрацию. Например, машины продают через ГИБДД, квартиры – через Регистрационную палату. И всегда можно отследить и покупателя, и продавца. Еще раз хочу подчеркнуть, что изменение собственника недвижимого имущества происходит через федеральную регистрационную службу. Картины же великого русского художника, которые стоят 100—200 тысяч долларов США, могут быть проданы в подворотне старого московского дома с оглядкой, как бы кто-нибудь не увидел, а деньги передаются без документов, – тут я бросил взгляд на лицо Кремнева. Тот сразу понял, что я использовал его выражение о продаже картин в подворотне.

– Клиенты продавцов ценностей, – продолжал я, – как правило, богатые люди, которые не хотят показывать источники своих доходов или не могут легализовать дорогие покупки. Даже если и существует экспертиза подлинности, проверить можно только факт существования картины с таким названием и автором. Соответствующая запись остается в реестре экспертного учреждения. Однако как подтвердить, что картина, которая когда-то проходила эту экспертизу, и предмет сделки в данный момент – одно и то же? Поэтому я бы хотел обратить внимание суда, что высказывания так называемой потерпевшей стороны нам приходится принимать только на веру, и никакого юридического или иного обоснования в нем нет.

Еще я хочу сказать несколько слов о деятельности милиции. Мы хорошо знаем, что по делу Цветковой было много статей. Потом ко мне обращались сами антиквары. Они рассказали удивительные вещи. Дело в том, что уголовное дело Цветковой развязало руки правоохранительным органам. Безо всякого постановления на обыск в разные антикварные салоны стали приходить так называемые оперативно-следственные группы и изымать часть товаров, объясняя эту экспроприацию чужого имущества так: «Нам известно, что среди ваших картин есть фальшивки». Где сейчас находятся дорогие экспонаты, никто не знает. Антиквары боятся обратиться с заявлениями в милицию.

Далее я вновь напомнил суть дела. Сначала мою клиентку обманули путем махинаций с картинами и завладели ее квартирой. Затем, когда мы стали добиваться возбуждения уголовного дела, наши оппоненты организовали возбуждение уголовного дела против моей клиентки, при этом не выдвинув никаких серьезных обвинений. Генеральная прокуратура проверила это дело и посчитала его гражданско-правовым, прекратив уголовное преследование в отношении моей доверительницы. Наконец я вновь повторил, что самое главное со стороны потерпевшего и его защитника так и не было доказано – место и время совершения каждой из пяти сделок. Что касается фальшивки Киселева, то, опять же, нет доказательств, что эту фальшивку организовала именно моя доверительница. В конце я попросил оправдать Цветкову по всем статьям обвинения.

Затем последнее слово было предоставлено Светлане Васильевне. Она повторила то же самое, что говорил я, только более эмоционально, даже заплакала.

Судья выслушала всех и сказала, что удаляется на совещание. Приговор будет оглашен завтра в десять утра.

На следующие утро мы сидели в коридоре суда, ожидая оглашения приговора. Как ни странно, ни Кремнев, ни его адвокат, ни мужчины, сопровождавшие его, не приехали. Светлана Васильевна была на взводе, руки ее дрожали. Она все время говорила, что сейчас ее арестуют и наденут на нее наручники.

– Подождите, Светлана Васильевна, – пытался успокоить ее я. – Видите, конвоя с наручниками нет. А когда человека задерживают и заключают под стражу…

– А если они в зале меня ждут? – перебила меня Светлана Васильевна.

– Загляните в зал!

– Но дверь же закрыта…

Саша тоже нервничал.

– Шеф, – сказал он, наклонившись ко мне, – мне тоже кажется, что ее арестуют…

– С чего ты взял?

– Эти не приехали.

– И что?

– Значит, они договорились, уверены в том, что произойдет.

– Да что ты паниковать начинаешь раньше времени? Давай дождемся приговора!

– И потом, я вчера проанализировал ход заседания, – продолжал Саша, – судья тебя чаще обрывала, чем адвоката Кремнева. Наверное, суд «заряжен», они взятку дали.

Наконец секретарь судебного заседания открыла дверь и пригласила всех войти в зал.

Появилась судья и удивленно спросила:

– А где же потерпевший?

– Они нам не докладывали, – произнес я громко.

– Оглашается приговор суда, – судья начала читать различные эпизоды. Пока нельзя было понять, что нам светит – заключение под стражу или все же оправдательный приговор?

Постепенно приговор начал вырисовываться в сторону обвинения. Теперь надо было узнать, какой срок.

Наконец судья произнесла:

– Признать Цветкову Светлану Васильевну виновной по статье 159, части 2 и приговорить ее к трем годам лишения свободы…

Светлана Васильевна схватилась за сердце и стала медленно опускаться на стул. Я подхватил ее:

– Подождите…

Судья посмотрела в нашу сторону и продолжила:

– …но, руководствуясь статьей Уголовного кодекса, – она назвала номер, – что в данном случае подсудимая впервые привлекается к уголовной ответственности, а также не представляет реальной общественной опасности, считать это наказание условным с испытательным сроком на два года. Данный приговор может быть обжалован в течение десяти дней с момента провозглашения. – Судья захлопнула папку и удалилась.