Ба, знакомые все лица! В смысле – голоса. Так вот кто подсыпал мне в вино наркотик – коллега, журналист из «Веритас». Впрочем, какой он журналист… Это же надо, меня в его сообщницы записать! Да у этого Хамисова ни ума, ни фантазии, если вообразил такое.

А Владимир Александрович Хамисов, выдержав многозначительную паузу, продолжил:

– Вам очень повезло, Дмитрий Николаевич. Из-за странного каприза Челнокова вам удалось внедрить к нему в дом своего информатора. Нам, кстати, тоже повезло, и наш информатор возник, можно сказать, ниоткуда. Совсем как ваш.

Эх, Сережа, Сережа! А я-то симпатизировала ему и сочувствовала, когда бедному секретарю перепадало на орехи от строгого шефа или приходилось нянчиться с упившейся до беспамятства хозяйкой. Все-таки права народная мудрость – «в тихом омуте черти водятся».

– Что за чушь вы несете, – Понизов явно решил стоять на своем. – Мой информатор? Какой?

– Высокий. Стройный. Очень симпатичный. Вот этот! – Борис сдернул с меня покрывало, и я наконец смогла рассмотреть, что творится в затянутой полумраком комнате. А если бы не скотч, то наверняка раскрыла бы рот от удивления. Высокий седой мужчина, на которого были нацелены три автомата, не сводил с меня горящего взгляда, в котором явственно читался страх. Страх за меня. Да что с ним творится?! Он ведет себя так, как будто мы действительно давно знакомы, и я нанялась телохранителем к Челнокову для того, чтобы подготовить похищение его дочери. Бред какой-то.

– Уважаемые, это же глупость несусветная, – Понизов с трудом отвел глаза от моего обездвиженного тела. – Я познакомился с этой женщиной на дне рождения Эли Челноковой. Уверяю вас, она ничего не знала о планируемом похищении.

– Зато теперь точно знает, – отчеканил Хамисов, и стало яснее ясного, что после всего услышанного и увиденного никто не выпустит меня отсюда живой. – Возможно, я сумею сделать исключение и отпустить ее. Но только в том случае, если вы все мне расскажете. Кто заказчик похищения, где сейчас находится дочь Челнокова, ну и так далее. В противном случае…

Я уже покрылась холодным потом, представив, что же произойдет в этом противном, очень противном случае, когда сотовый Бориса огласил комнату начальными тактами похоронного марша.

– Ну что там еще? – недовольно бросил он в трубку. – Ах, вот как? Хорошо, я сейчас перезвоню.

Борис рассеянно сунул мобильник обратно в карман и повернулся к Хамисову:

– Неожиданный поворот, Владимир Александрович. Наш информатор вышел на связь и в туманных выражениях намекнул, что знает, кто выкрал девчонку. Но сообщит только при личной встрече.

– Действительно странно. Вот уж не думал, что наш затворник решится покинуть дом.

– Ну так что? Пусть приезжает?

– А пусть! – неожиданно рассмеялся Хамисов, утерев лысину белым платком. – Вот будет сюрприз. Я Челнокова не мытьем так катаньем достану. Посмотрим, что он запоет теперь…

Борис кивнул и, набрав номер, передал распоряжения шефа по телефону. А я, наблюдая, как завороженная, за суетой его тонких пальцев, честно пыталась переварить услышанное. Однако процесс шел крайне медленно и ни к чему меня не привел. Вдруг за моей головой послышался странный булькающий звук. До отказа вывернув шею, я расширившимися глазами наблюдала за тем, как оседает на пол охранник, сжимая руками распоротое горло, а высокий седой человек, отшвырнув второго автоматчика на Хамисова, сворачивает шею третьему. Потом хватает автомат из разжавшихся рук уже мертвого охранника и поверх него короткой очередью прошивает уцелевшего секьюрити заодно с лежащим на полу Хамисовым.

Все произошло почти мгновенно, так что я даже не сумела как следует испугаться. Испугалась позже. Когда тонкие, но удивительно сильные пальцы сомкнулись у меня на шее.

– Брось автомат, – очень спокойно сказал Борис, обращаясь к «журналисту», который только что отправил на тот свет четверых вооруженных человек. – Или я раздавлю твоей суке горло.

И когда он только успел спрятаться за кровать и дотянуться до меня своими цепкими руками?

– Допустим, брошу, – стал рассуждать стоящий вполоборота Понизов, явно прикидывая, успеет ли он развернуться и пристрелить Бориса, прежде чем тот выполнит свою угрозу, – и что дальше?

– А дальше стой и не дергайся, пока я открою наручники и вместе с ней выйду из комнаты. Постоишь минут пять, а после делай все, что хочешь. Дай мне уйти, и когда я буду в безопасности, то отпущу ее на все четыре стороны.

– Согласен, – кивнул Дмитрий и резким движением отшвырнул автомат в угол комнаты.

Лязг врезавшегося в стену автомата перекрыл тихий щелчок замка в наручниках. «Надо же! Одной рукой держит, а как крепко», – отрешенно подумала я, как будто вовсе не мою шею грозили сломать эти аристократические пальцы. Щелкнул второй замок, и Борис рывком сдернул меня с кровати. Вот тут бы и пустить в дело все, на что я была способна, да только руки повисли безвольными плетьми, а ноги совсем отказывались держать мои несчастные шестьдесят пять килограммов. Похоже, газ, которым я надышалась, все еще удерживал меня в состоянии нестояния. Воспользовавшись этим, Борис поудобнее перехватил меня и потащил к двери, но тут моя правая «шпилька» решила зацепиться за какой-то гвоздь, торчавший из голого деревянного пола. Борис на секунду отвел глаза от напряженно застывшего Понизова, дабы выяснить, что же мешает нам двигаться, но не успел. Свист рассекаемого воздуха, короткий вскрик Бориса и его ослабевшая хватка подсказали мне, что все кончено. Державший меня мужчина еще несколько секунд стоял на ногах, а потом начал медленно заваливаться на бок, увлекая за собой мое безвольное тело. Но упасть окончательно мне не позволил мгновенно подскочивший Дмитрий. Он подхватил меня на руки и повернулся так, чтобы я не могла видеть лежащего на полу Бориса с торчавшим из основания шеи блестящим треугольником.

– Не бойся, Нини. Не бойся, маленькая моя, – шептал мне на ухо этот странный человек, крепко прижимая к груди. – Уже все кончилось. Все кончилось…

Он говорил что-то еще, а я только вздрагивала от каждого его поцелуя, не понимая, нахожусь ли еще на этом свете или уже попала на тот. Потому что прозвище Нини дал мне когда-то горячо любимый человек, которого я называла Таля. Человек, который отправился в вечность и никак не может быть этим совершенно седым мужчиной, в чьих руках я чувствую себя, как в колыбели. Уютно и спокойно.

– Знаешь, Нини, – выдохнул он, вынося меня из кровавой комнаты в пропахший плесенью коридор старой пустой коммуналки, – слухи о моей смерти оказались сильно преувеличенными. Что? Ах да, прости!

Он резким движением сорвал скотч, закрывавший мне рот, и улыбнулся, отвечая на мой протестующий крик:

– Неправда! Этого не может быть! Вы не он! Я же не слепая!..

– Эх, Нини, – знакомый-незнакомый мужчина для большего удобства перекинул меня через плечо и начал спускаться по крутой деревянной лестнице. – Если бы ты только знала, каких успехов достигла наша пластическая хирургия.