– Вот это все закончится, – пояснила она. – Я просыпаюсь, со страхом слушая, как колотится мое сердце, а в голове скрежещет, будто кто-то выбивает зубилом:

«Беда. Ждите беды…»

Мария перехватила взгляд Сергея, и женщине показалось, что ее лицо обдало ледяным крошевом. Словно зимний ветер презрительно швырнул ей в глаза осколки наледи с крыши.

– Я начинаю бояться, что все вскроется, – с усилием проговорила она. – Это только в фильмах маньяки прячутся, как пауки в темных углах, до самой смерти. Или пока их не поймают. Но ты не паук. Ты зверь. Злобный, осторожный, опытный зверь. И даже превратившись в дряхлого старика, тебя не устроят засохшие кости в твоей норе. Тебе будет нужна свежая кровь. Свежая, дымящаяся, сладкая кровь. До последнего вздоха. Но силы уже будут не те.

– Не нагоняй тоску, женщина, – спокойно сказал Малышев. – Наша система работает безотказно. Переработка клиентов еще не давала сбоя – у нас здесь мини-крематорий, а также глубокая шахта. Еще на сотню персон хватит как минимум, прежде чем она заполнится.

Мария приблизилась к Сергею, их разделяло всего несколько сантиметров.

– Но мы не молодеем, – проговорила она, внимательно следя за его выражением лица. – Эти твои приступы…

– Всего третий за все время, – бесстрастно поправил ее Малышев.

– Это неважно. Главное, что это не проходит, и когда придет очередь нового – никто не знает. Представь себе, с тобой случится нечто подобное, когда ты будешь за рулем. А еще меня бросает в дрожь, когда я думаю, чем бы все закончилось, если бы… если бы твой последний приступ произошел в доме тех мажоров. Они убили бы нас, Сережа. Они не стали бы вызывать милицию, а растерзали бы нас не задумываясь.

– Не думаю, – покачал головой Малышев. – Ты справилась бы со всеми, моя любимая амазонка. Пошли, хватит этих депрессивных соплей.

– Тебе надо лечиться, – прошептала Мария, но Сергей уже пружинисто шагал в глубь коридора. Он открыл железную дверь и сделал рукой пригласительный жест:

– Прошу.

Наклонившись, чтобы не удариться головой о выпирающий выступ потолка, Мария прошла внутрь, оказавшись в просторном помещении. Оно было прямоугольной формы, освещаемое холодным мерцанием люминесцентных ламп, забранных в металлическую сетку. Вся комната была заставлена диковинными сооружениями, при первом взгляде на которые обыватель вряд ли бы догадался об их предназначении. И лишь более детальный осмотр странных конструкций дал бы понять, что вокруг все заставлено орудиями пыток.

– Каждый раз, когда я здесь, у меня возникает ассоциация с храмом, – с благоговением произнес Сергей. – Здесь необыкновенная аура, как в церкви… Хочется встать на колени и молиться… просить прощения за совершенные грехи…

Он бережно провел пальцами по спинке грубо сколоченного стула. На подлокотниках и двух передних ножках крепились ремни из грубой кожи, а спинка и сиденье были усеяны симметрично расположенными шипами.

– В прошлый раз внизу были кандалы, – сказала Мария, трогая рукой цепь с болтающимся крюком. Еще несколько аналогичных цепей с крючьями, симметрично расположенных друг против друга, свисали с потолка. В мигающем свете ламп они смахивали на полудохлых змей, с которых содрали кожу.

– Импровизация, – лаконично отозвался Малышев. – Знаешь, забавная вещь вышла. Недавно узнал, что есть психи, которые тащатся от подобного подвешивания.

– Да, я тоже недавно читала статью об этом увлечении, – подтвердила Мария. – Саспеншен это называется.

– Саспеншен-х…шен, – с презрительной ухмылкой повторил Сергей. – Пусть только мне попадется такой урод, копать-хоронить… Я не позволю ему кайфовать у меня в гостях, раскачиваясь на цепях, как на качелях.

Сергей ткнул пальцем в расставленные на полу свечи, которые были красноречивее всех слов.

– Это сработает, если только эти парни не чокнутые мазохисты, – с сомнением проговорила Мария. Сергей пожал плечами.

– Пока что подобные не встречались, – сказал он. – Болевой порог у всех разный, но… я с радостью познакомился бы с парочкой таких…

Они прошли мимо громадного барабана, сколоченного из массивных досок, внутренняя поверхность которого была утыкана длинными жалами гвоздей, и остановились возле гигантской фигуры быка, чья рогатая голова практически упиралась в потолок. На спине зверя виднелся квадратный люк с задвижкой из латуни.

– Это и есть твоя поделка? – поинтересовалась Мария, осторожно проведя пальцами по поверхности быка. Она была гладкой и холодной, словно кожа ящерицы.

– Именно, – кивнул Малышев, и глаза его мечтательно вспыхнули. – Это изобретение древних греков. Быка сделали по указанию сицилийского правителя Фалариса. Внутрь сажали человека, под брюхом статуи разжигали огонь. У глотки быка находилась специальная труба спиралевидной формы. Вопли приговоренного, проходя через эту трубу, очень напоминали мычание быка. Видишь, наверху дымоотвод, чтобы здесь все не затянуло тошнотворной завесой? Все предусмотрено, дорогая. Фирма веников не вяжет.

Мария снисходительно улыбнулась.

– Самое забавное, что в этом быке зажарили ее изобретателя, – добавил Сергей. – Кстати, об этом орудии пыток еще упоминал итальянский поэт Данте Алигьери… Если мне не изменяет память…

Малышев прикрыл веки и, приложив левую руку к груди, торжественно продекламировал:

Он открыл глаза.

– Браво, – хлопнула в ладоши Мария. Она постучала костяшками пальцев по выпуклому боку жуткой конструкции.

– Интересно, а двое там поместятся? – вдруг спросила она, и Сергей хихикнул.

– А что? Хочешь трахнуться там? Можно, но будет тесно. И душно.

– У тебя все мысле о трахе, – поджала губы Мария. – Ты хоть любишь меня, Малышев?

Сергей мягко обнял ее. Он улыбнулся, но улыбались только губы, широко растянутые в стороны. В глазах мужчины пробегали резкие всполохи, словно искры зарницы перед надвигающейся грозой.

– Я сразу вспомнил анекдот, – сказал он. – «Вась, а ты меня любишь?» – «Нет, Мань. Я люблю водку и селедку. А с тобой у меня все серьезно!»

Малышев прижал женщину к себе и промолвил чуть слышно:

– Хочешь поговорить о любви? Так вот что я тебе отвечу. Ее нет, Маша. Представь себе типичную картину. Вася любит Таню, а она, типа, любит Васю. Тане бродячий пес объел лицо, и у нее теперь вместо симпатичной мордашки сырой фарш. Вопрос – будет ли Вася по-прежнему любить Таню? Я тебе отвечу – в лучшем варианте, в одном случае из ста. Да и то, находясь рядом с уродиной, Вася будет изображать из себя благородного страдальца за идеалы любви. Эдакий вселенский мученик, мол, «как же я оставлю мою любимую…» и прочая муйня. Ну а втихаря будет шпилить других девок. Все равно, это исключение из правил. А значит, мужики любят (точнее, желают и хотят) глазами. А еще руками и хреном. Поняла? Когда видят сочное, молодое тело с влажной дыркой между ног. Любят наши руки, щупая сиськи. Все дело в первобытных инстинктах, во власти которых мы находимся. Мы все на уровне животных, по сути. Инстинкты, сечешь? А не гребаные души, как их описывают сопливые писатели в своих драмах. Чувство уважения, долга? Спусти все это в сортир, дорогая. В этом мире все просто, как угол сарая.