при себе имеется.

Хьюстон и Кинни хранили молчание. У них просто не было в запасе никаких сопоставимых тем. Парень допил своё пиво. В один миг они даже почти заснули. По-прежнему никто не продолжал разговор, но босяк всё-таки сказал, как бы отвечая кому-то на что-то:

– Это всё херня. Вот я-то всякого навидался…

– Давайте-ка ещё по пивку, – предложил Кинни. – Не твоя ли очередь проставляться?

Босяк, кажется, не помнил, кто там что купил. К столику несли всё новые и новые кувшины.

* * *

Джеймс Хьюстон вернулся домой после последнего дня третьего года обучения в старшей школе. Выпрыгнул из автобуса, улюлюкая и показывая водителю средний палец.

Мать уехала на работу на попутке и оставила грузовик на въезде в гараж, как он и попросил. Младший брат Беррис стоял на дороге, ковырялся пальцем в ухе и вглядывался в дуло игрушечного пистолета с пистонами, раз за разом нажимая на спуск.

– Глаза-то побереги, Беррис. Слыхал я, одному пацану искра в глаз попала, так его в больницу увезли.

– А из чего пистоны делают?

– Из пороха.

– Чего-о-о? Из по-о-ороха?!

В доме зазвонил телефон.

– Мне не велели отвечать, – сказал Беррис.

– Телефон-то что, опять включился?

– Не знаю.

– Ну так он же звонит, нет?

– Да ладно!

– Ну вот, теперь перестал, дурошлёп ты этакий.

– Да я бы не смог ответить никак. Всё равно звук такой, как будто на том конце жуки какие-то в трубку говорят. Уж точно не люди.

– Ох и угарный же ты кадр, – сказал Джеймс и вошёл в дом, где было душно и чуть-чуть пованивало мусором. Мать отказывалась включать испарительный охладитель, если только температура не переваливала за тридцать семь.

Джеймс принёс с собой из школы множество бумаг, домашних заданий, табель успеваемости, ведомости об окончании учебного года. Их он запихнул в мусорное ведро под раковиной.

Снова зазвонил телефон: это был брат, Билл-младший.

– Чё, небось жарко там у вас, в Финиксе?

– Почти под тридцать семь, ага.

– Здесь тоже жарко. Я бы сказал – знойно.

– Откуда звонишь-то?

– Гонолулу, Гавайи. Час назад стоял на Вайкики-бич.

– Гонолулу?

– А то.

– Видел уже гавайских танцовщиц?

– Видел парочку шлюх, только и всего. Но готов поспорить, они и станцевать могут.

– Да уж по-любому!

– А ты будто много об этом знаешь!

– Я-то? Ничего я не знаю, – сказал Джеймс. – Так, говорю просто, чтобы не молчать.

– Чёрт возьми, хотел бы я уже вернуться в старую-добрую Аризону.

– Ну так не я же из нас двоих на сверхсрочную записался!

– На пустыню-то я в любом виде согласен. У вас-то там всё по-чесноку, уж раз жара, так жара, верно? Сухая и жгучая. А здесь всё такое влажное и кашеобразное, да уж какое есть. Вот представь, парень, случалось тебе поднимать крышку над котлом кипящих помоев? Вот так оно и ощущается, когда выходишь на улицу в тутошних краях.

– Так чего, – сказал Джеймс, – что ещё там у тебя происходит?

– Слушай, а тебе вообще лет-то сколько?

– Да мне-то семнадцать уже совсем скоро.

– Что делать-то думаешь?

– Что делать думаю? Не знаю.

– Школу-то закончил?

– Не знаю.

– В смысле – не знаешь? Ты ведь выпустился?

– Чтобы выпуститься, мне ещё год нужен.

– И нечего больше делать, кроме как выпускаться, так ведь?

– Ну, я-то других вариантов не вижу. Ну или я вот подумывал насчёт армии, может быть.

– А чё не во флот?

– Нет уж, прости, братан, во флоте гомосеков многовато.

– Ты, братан, больно уж хитрожопый. Тогда тебе лучше в армейку. Потому что в том роде войск, где я сейчас служу, ты только и будешь, что каждый день люлей огребать.

Джеймс смолк в недоумении. Похоже было, будто на той стороне провода с ним говорит какой-то чужой человек. В беседу вмешался телефонный оператор, и Биллу пришлось вбросить ещё монет. Джеймс сказал:

– Ты там в каком-то баре или что?

– Ага, в баре. Я в баре в Гонолулу, на Гавайях.

– Ладно, думаю, это…

Он не знал, что это такое.

– Да. Бывал я и на Филиппинах, и в Гонконге, и в Гонолулу – ну-ка, где ещё, уже и не помню, – и так скажу: тропики – это ни фига не тропический рай. Тут полным-полно гнили – насекомых, пота, вони, не знаю, чего ещё. А тропические фрукты, которые ты тут видишь, все в основном гнилые. Валяются раздавленные на улице.

Джеймс пробормотал:

– Короче… Здорово, что ты позвонил.

– Ага. Лады, – сказал Билл. – Лады. Эй, ты мамке скажи, что я звонил, ладно? Скажи, что я приветы ей передавал.

– Лады.

– Лады… Передай, что я её люблю.

– Лады. Ну, до скорого.

– Эй! Эй! Джеймс!

– Да?

– Ты ещё там?

– Я ещё тут.

– Иди-ка в морпехи, браток.

– Да ну, морская пехота – переоценённые войска.

– Морпехам кортики выдают.

– Морпехи – это так-то флот, – возразил Джеймс, – в смысле, часть флота.

– Ага… ну…

– Ну…

– Ладно, вообще-то кортики только у офицеров, – заметил Билл-младший.

– Ага…

– Ладно, пойду, что ли, тёлочку себе сниму, – сказал брат. – Ты тоже сходи перепихнись! – И повесил трубку.

– Да что ты понимаешь! – усмехнулся Джеймс.

Джеймс порылся в кухонных ящиках и откопал полпачки ментоловых сигарет «Сейлем», которые курила мать. Перед тем, как он вышел за дверь, телефон опять зазвонил – на проводе вновь оказался Билл-младший.

– Это снова ты?

– Ну, с утра был я, да.

– Чё там ещё?

– Передавай от меня привет горе Саут-Маунтин.

– Саут-Маунтин от нас больше не виден. Теперь у нас вид на Папаго-Баттс.

– С востока?

– Мы живём на Ист-Макдауэлл-роуд.

– Ист-Макдауэлл-роуд?

– Ну а чё, по-моему, зашибись!

– Да это ж посреди пустыни!

– Мать на коневодческой ферме работает.

– Да ну нафиг!

– Она в лошадях ещё с детства шарит.

– Смотри, как бы тебя там ядозуб не цапнул.

– Там от солнца негде укрыться, а так нормалёк. Мы там прямо рядом с резервацией Пима.

– А ты сейчас, значит, в школе.

– Какое-то время ходил в Пало-Верде, где-то наверно, с октября.

– Пало-Верде?

– Ага.

– Пало-Верде?

– Ну да.

– Когда мы жили над Саут-Сентрал, наша школа, было дело, играла с Пало-Верде – то ли в баскетбол, то ли в футбол, то ли ещё во что-то. Как наша школа тогда называлась-то?

– Я в началку ходил. Начальная школа Карсона.

– Да ну на фиг. Никак название своей собственной старшей школы не вспомню – а ведь ходил в неё когда-то!

– Да ладно, по-моему, всё зашибись!

– Во Флоренсе бываешь хоть иногда?

– Не-а.

– А с батей хоть иногда видишься?

– Не-а, – сказал Джеймс. – Да он так-то мне и не батя.

– Ладно, ты там не нарывайся на неприятности. Учись на