Хаврогоры, 52 — Емецк, 53 — Ракульский, 54 — Боровиковский, 55 — Ратов наволок, 56 — бывш. Церковнический приход, 57 —>Бросачиха, 58 — Моржегоры, 59 — Мехренга, 60 — Чарозеро, 61 — Карпогоры, 62 — Кевроль, 63 — Шардонемье, 64 — Покшенга, 65 — Ваймуга, 66 — Чухченемье, 67 — Шилиньга, 68 — Усть-Ваеньга, 69 — Ваеньга, 70 — Усть-Вага, 71 — Махновск, 72 — Усть-Паденьга, 73 — Мартушевская, 74 — Шабановская, 75 — Шеньга, 76 — Нижне-Борецкая, 77 — Райбольский, 78 — Концегорья, 79 — Топса, 80 — Слудск, 81 — Фадееве, 82 — Верхне-Борецкая, 83 — Троицкий, 84 — Пуйский, 85 — Заостровский, 86 — Благовещенское, 87 — Дмитриевская, 88 — Чучепала, 89 — Березниха, 90 — Усть-Цильма, 91 — Ижма, 92 — Пустозерск, 93 — Андехская, 94 — Куя, 95 — Кандалакша.

Столь же спорные случаи встречаются в южном Белозерье. Быть может, очень глухое воспоминание о вражде с каким-то нехристианским («чудским») народом сохранилось в Белозерском предании — сказке об Остафии Плакиде. Нельзя исключить и той возможности, что под именами «Поганое чудо», «Чудова деревня», «Чудов мужик», которые встречаются в сказках Белозерского края, может скрываться Чудь наших преданий, но уже совершенно лишенная всех тех характерных признаков, о которых шла речь выше. «А вот, говорит, чудо: есть Чудова деревня и Чудов мужик». (Чудов мужик превращен злой женой и ее любовником последовательно в жеребца, собаку, воробья и вновь в человека). Однако вологодский край знает предания о Чуди и из некоторых других местностей.

Несомненными на юго-западе всего ареала являются: упоминание, совпадающее с названием деревни Чудская, и предание о родстве с Чудью, записанное нами в 1958 г. у ефимовских (южных) вепсов в деревне Пожарище.

На юго-востоке из границ ареала исключаются волжские тюрки и финны. У марийцев (черемисов) преданий о Чуди не встречается, равно как нет их также у мордвы; существовало мнение (И. Н. Смирнова), едва ли справедливое, будто кое-какие чудские следы в топонимике встречаются у удмуртов (вотяков).Впрочем, и сам И. Н. Смирнов дал и другое толкование этим географическим названиям, не связывая их с Чудью.

Если проследить западные границы ареала, то приходится констатировать отсутствие преданий у всех прибалтийско-финских народов (за исключением только вепсов и лопарей). Среди русского населения западнее 36-го меридиана упоминания о Чуди встречены дважды: сомнительное в районе Шуньги (Заонежский полуостров) и вполне точное в Кандалакше. Все западное побережье Белого моря (Карельский берег) как будто свободно от преданий. У саамов (лопарей) Кольского полуострова предания о Чуди, как уже было сказано, широко распространены.

Определяя, наконец, восточную границу ареала, следует учесть, что предания о Чуди известны также коми-зырянам и коми-пермякам, причем наиболее интенсивно они слышатся как будто в западных районах расселения коми-зырян. Впрочем, восточная граница распространения преданий — самая расплывчатая. Точных данных о ней очень немного. Сообщения о преданиях из этих районов чаще всего приблизительны. Приведем одно для примера. «Собирая разные сведения о древностях и преимущественно о чудских могильниках и пещерах края, я узнал в Чердыни, что большею частью эти последние встречаются по рекам Вишере, Колве и Сосьве».

Определив общий контур размещения преданий, обратимся к рассмотрению некоторых его особенностей. Даже беглый взгляд на составленную таким образом карту дает возможность сказать, что предания, хотя и размещаются на огромном пространстве, все же могут быть приурочены к определенным территориям. Бросается в глаза то обстоятельство, что предания оказываются не равномерно разбросанными по всему пространству ареала, а сгруппированными в несколько довольно компактных сгущений или «гнезд». При этом плотность (насыщенность) гнезда не всегда одинакова. В его рамках нетрудно видеть зоны максимальных сгущений и зоны разрежений. Напомним еще раз, что для заметного числа случаев плотность насыщения зависит от того, что путешественники не называли всех мелких пунктов, где они фиксировали предание, а упоминали только центр округи. Впрочем, эта поправка вносится лишь мысленно и на карте, естественно, никак не отражена; гнезда и без того вырисовываются достаточно четко.

Наиболее ярко ^выделяются четыре гнезда: два из них расположены в ближнем Заволочье, на Каргополыцине и в некоторых примыкающих к ней местностях, а также в низовьях р. Онеги, два других — в дальнем Заволочье, в нижнем течении р. Ваги и в нижнем Подвинье. Обращает на себя внимание тот факт, что по большей части предания локализуются не в таежной глухомани, а в исстари обжитых районах, пунктах сосредоточения хозяйственной деятельности и культуры.

5

Попытаемся ближе рассмотреть вопрос об этнической природе Чуди, фигурирующей в преданиях, особенности размещения которых нам теперь более или менее ясны. Конечно, решение здесь едва ли может претендовать на абсолютную точность, однако попытка в известных пределах выяснить этот вопрос вполне допустима и естественна.

Выше уже шла речь о том, что предания о военных столкновениях подразделяются на два подцикла — об активной, нападающей Чуди и о Чуди побеждаемой, пассивной. Рассматривая карту, убеждаемся, что эти подциклы не равномерно распределяются внутри всего ареала. Удается установить, что предания об активной Чуди преимущественно сосредоточены в западных гнездах, отмеченных на карте, тех, что размещаются вблизи Онежского озера и р. Онеги. Второй район, где бытуют исключительно предания об активной Чуди, — лопарский (у саамов Кольского полуострова). Отметим кстати одно интересное обстоятельство. В саамских преданиях о Чуди в двух случаях зафиксирован такой мотив, отсутствующий во всех остальных вариантах, — Чудь нападает на лопарей с целью похищения женщин, однако ни одно лопарское предание не содержит в себе мотива родства с Чудью, рассказа о том, что какая-нибудь группа лопарей произошла от смешения с Чудью.

Чем дальше к востоку движемся мы по нашей карте, тем более меняется характер изображения Чуди в преданиях. В районах, не слишком удаленных от тех, где бытуют предания об активной Чуди, как общее правило встречаются варианты обоих подциклов. Это обстоятельство чувствовал еще П. С. Ефименко (который, правда, не следил за географическим распространением выделенных подциклов), писавший: «Чудь, с одной стороны. .. рисуется племенем сильным, могучим, преисполненным богатырями и чародеями; с другой стороны, слабосильным, не сумевшим выдержать борьбы за существование с новгородцами и в своих потомках оставившим характер нерасторопности и неподвижности».

Еще далее к востоку, в Беломорье и на нижней Ваге, на Печоре, на территориях коми-зырян и коми-пермяков характер преданий совершенно определенный — здесь нет нападающей Чуди: предания изображают Чудь только в качестве пассивной стороны, подвергающейся нападениям, даже уничтожению: «В Никольске рассказывают, что в окрестностях этого города в незапамятные времена жил не русский, поганый народ, который прятался