Он стиснул зубы и постучал в дверь, которую тут же открыла новая служанка. Он вошел внутрь.

В ту минуту, когда Церера увидела его, ее лицо побледнело.

«Спасибо за то, что освободил Анку и позволил мне взять ее в качестве моей служанки», – сказала она.

Танос бросил взгляд на девушку и кивнул Церере.

«Разумеется. Церера, можем ли мы поговорить?» – спросил он.

Танос заметил, как напряглись ее плечи, как в ее глазах появилась тревога, подтвердившая, что она знает – что-то не так.

«Конечно», – ответила она.

«Может, прогуляемся?» – предложил он.

Они вышли в коридор и поднялись по лестнице на крышу, где теплый ветер начал играть его волосами. Отсюда Танос смог увидеть всю столицу, дома которой, казалось, построены друг на друге, он даже услышал с улиц шум.

Он остановился на террасе и повернулся к Церере. Она была так красива в своем белом платье, развевающемся на ветру, который так же играл с ее светлыми волосами. Но не ее красота так его восхищала. Дело было в ее жажде к жизни и знаниям, в любви, которую она испытывала к людям и к вещам.

Танос сделал глубокий вдох и, прежде чем заговорить, посмотрел ей в глаза.

«Король Клаудиус приказал королевской армии подавить революцию», – сообщил он.

Его губы слегка сжались, и Церера отвернулась от него, глядя на город.

«Он для этого тебя вызывал?» – спросила она.

«Да».

«И, поскольку на тебе броня, полагаю, ты будешь одним из тех, кто выполнит приказ короля», – добавила она.

Танос не хотел отвечать, слова казались черной патокой в его горле.

«Я не хочу этого делать, но у меня нет выбора», – сказал он.

«Выбор есть всегда».

Ее голос был ровным и сдержанным, но он знал наверняка: все, чего ей хочется, – это кричать на него.

«Как ты можешь говорить о том, что у меня есть выбор? Ты понятия не имеешь о том, каково это – жить в подчинении у короля, когда его глаза пристально следят за тобой, а за углом всегда маячит угроза смерти».

«Там мои братья!» – крикнула Церера, и слезы покатились по ее щекам. – «Мой друг Рексус. Ты убьешь их, если увидишь? Ты убьешь всех, кого я люблю?»

В груди у него все сжалось от боли, когда он увидел ее печаль. Все, чего он хотел, – это заставить ее улыбаться и почувствовать себя в безопасности.

«Я понимаю, что ты рассержена», – сказал Танос.

«Потому что это мой народ!» – крикнула Церера. – «Это и твой народ тоже, Танос. Разве ты не видишь, что сражаешься за продажного короля, за угнетение? Это то, чего ты действительно хочешь?»

Сжав кулаки, Танос хранил молчание.

«Ты будешь сражаться как раз с тем, чего пытаешься избежать. Разве ты этого не видишь?» – спросила она.

Танос знал, что она права, но он должен сделать это, иначе король без колебаний бросит их двоих обратно в темницу, как он пригрозил, когда Танос попытался возразить.

Он схватился за поручень, сжимая его до тех пор, пока костяшки его пальцев не побелели.

«Я должен сделать то, чего не хочу, чтобы получить то, чего жажду больше».

Церера застыла как стена, ее красивые изумрудные глаза широко распахнулись, она открыла рот от удивления.

«Чего ты можешь хотеть больше собственной свободы и свободы твоего народа?» – спросила она.

«Тебя!» – ответил Танос.

В ее глазах появились слезы. Церера сделала вдох и опустила глаза, обхватив талию руками, словно таким образом могла защитить свое сердце.

«Сейчас я должен уйти. Я просто хотел сообщить тебе об этом перед тем, как исчезнуть», – сказал Танос.

«Не уходи. Пожалуйста», – прошептала Церера, ее руки вяло упали по бокам, по щекам текли слезы.

«Прости, Церера, но я должен.

На ее лице отразился десяток оттенков грусти и она заплакала.

«Если ты это сделаешь, я больше никогда с тобой не заговорю», – сказала он, ее голос дрожал и казался неуверенным. – «Это… это обещание!»

Танос наблюдал за тем, как она убегает, и хотя больше всего на свете ему хотелось отправиться за ней и заключить ее в свои объятия, нежно ее поцеловать, он не мог пошевелиться. Он молча стоял какое-то время, пока через него проходили гнев и стыд.

Чтобы спасти самого себя, он собирался отказаться от всего, что любит.

Танос скакал к Генералу Драко, проезжая мимо палаток и десятков тысяч солдат Империи, усеявших Горы Альва, и ничего не делал, чтобы скрыть враждебность в своих глазах. Презренный генерал олицетворял все, что в Империи было неправильным. На самом деле, он ненавидел этого продажного человека так же, как ненавидел своего дядю – возможно, даже больше. В конце концов, ходили слухи, что именно Генерал Драко убил его родителей.

Наконец, Танос прибыл на место и спешился, после чего направился к седовласому генералу по выжженной траве. Он стоял перед своей палаткой, его красный плащ развевался на ветру, над броней на мускулистом плече была повязка. Танос слышал, что его ранили вчера, когда Площадь Блэкрок штурмом взяли революционеры. Жаль, что та стрела не пронзила его черное сердце.

«Подойди, мой новый лейтенант», – сказал Генерал Драко.

Танос не желал этого звания, но его навязал ему король. И теперь, когда между ними и Церерой стояла Империя, закрепляющая клин, который мог уничтожить любой шанс на то, чтобы быть с ней, он еще больше возненавидел его. Тем не менее, Танос ценил свою собственную жизнь и жизнь Цереры, поэтому он будет соблюдать титул, пока революция не будет подавлена.

Танос последовал за генералом в палатку, где они встали возле большого дубового стратегического стола посреди комнаты, на котором лежала карта Делоса и стратегически расположенные фигурки.

«Твой дядя очень высоко отзывается о твоих боевых и стратегических навыках, Танос. Надеюсь, что ты подтвердишь свою репутацию», – генерал говорил в поспешной манере.

Танос ничего не сказал.

«Революция вышла из-под контроля и мы должны подавить ее сегодня», – сказал генерал Драко. – «Сегодня революционеры атаковали Площадь Фонтанов, как мы и подозревали, и в этот самый момент солдаты Империи прогоняют их с площади на север. Как только ты выйдешь из этой палатки, ты поведешь сто двадцать человек на северную сторону Площади Фонтанов, сюда».

Генерал указал место на карте.

«Ты схватишь или убьешь лидеров революции и привезешь их в лагерь живыми или мертвыми».

Сердце Таноса застонало, потому что он знал: каждый, кого он привезет живым, будет замучен до смерти. Ему казалось более милосердным будет убить их всех, хотя он не хотел этого делать.