Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С ним Кензи испытывала совершенно особые ощущения. Не просто секс, а секс, пробуждавший редкостные чувства. В процессе их сексуальных игр она обретала полную свободу. Могла говорить все что угодно. Раньше Кензи не испытывала такой раскрепощенности. Она могла не знать, как попросить его взять под руку на людях, но знала, как добиться того, чтобы его язык до предела погрузился в ее глубины. Становясь неистовой, она извивалась перед его лицом, и он продолжал раззадоривать ее, пока она не кончит и сама не остановит его.
Когда ей удалось развернуться, он стащил с себя белье, но Кензи захотела уже настоящего слияния — и, толкнув его на кровать, забралась на него и, глядя ему в глаза, припала к нему страстным поцелуем, чувствуя свой вкус на его губах. Уже через пару минут, сознавая, как велико его возбуждение, она, опустившись на его восставшую плоть, устроила страстную скачку, прекращая ее лишь после того, как он с выпученными глазами и вздувшейся на лбу веной начинал выкрикивать ее имя.
Данный момент привлекал Кензи по двум причинам. Во-первых, только в этот момент Дерек выглядел уродливым — во всех иных случаях его красота оставалась безупречной. Всегда. Он оставался неизменно красивым, даже когда дерьмово вел себя в «Макдоналдсе», или с умным видом вещал о прелестях старомодной музыки, или ругал ее за то, что она задрала ноги на его блестящую приборную панель.
И, во‐вторых, только в такие моменты она властвовала в их отношениях. Обычно именно он бывал полновластным диктатором, но, оказывается, и она в состоянии довести его до экстаза — неистово и ожесточенно, уже доведенная им до оргазма; пусть это единственное, на что она была способна.
Но теперь появился и ненавистный ей момент. Он напоминал ей, что срок годности их отношений ограничен. Сразу после секса Дерек уйдет на работу, а она вернется в свою дерьмовую квартиру, к обиженному соседу и заброшенному коту, к шкафам, полным разномастных тарелок и дешевых пакетов с лапшой из долларового магазина, чувствуя себя все более опустошенной, чем в начале романа, — ведь после каждого свидания с Дереком, после каждого их соития, она теряла частицу себя.
Они никогда не завершали секс нежными объятиями. Вместо этого Кензи в блаженной истоме лежала на кровати, наблюдая, как он одевается, наблюдая за тем, как тщательно он застегивает рубашку и заправляет ее в брюки, как аккуратно завязывает шнурки на туфлях. Его туфли стоили больше месячной арендной платы за их с Таем квартиру. Она узнала это, отыскав такую модель в интернете.
— Я не смогу отвезти тебя домой, мне нужно ехать прямо в офис, — сообщил Дерек, — но ты, по-моему, вполне можешь задержаться здесь. Закажи завтрак. Сделай массаж, если хочешь. Запиши все на счет номера. Я оставлю тебе деньги на такси.
— И у тебя даже нет времени позавтракать со мной? — спросила Кензи, приподнимаясь на локте.
Она чувствовала, что ему хотелось присесть рядом с ней; язык его тела безмолвно подсказал, что ему хотелось подойти к кровати, но Дерек не позволял себе это. Он вел себя так на последних свиданиях, испытывая странные колебания перед прощанием. Как будто ему хотелось сказать что-то еще. Как будто он знал, что должен завершить все здесь и сейчас, но так и не осмеливался.
— У меня деловое совещание, но ты завтракай. Наслаждайся свободой. А когда захочешь уйти…
— Воспользуюсь черным ходом.
Дерек кивнул, и Кензи откинулась обратно на подушки, когда он наконец-то подошел к кровати и чмокнул ее. Целомудренный поцелуй в губы. Это заставило ее задуматься, увидит ли она его снова. Какими же легкими казались их прощания первые пару месяцев!
Теперь многое осложнилось.
Дерек взял свою сумку и ушел. Повернувшись к окну, Кензи созерцала прелестные деревья под пасмурным небом, пытаясь насладиться последними минутами в роскошном номере отеля, ночь в котором, вероятно, стоила больше, чем ее недельный заработок вместе с чаевыми в «Грин бин». Тоскливо. Однако заурчавший желудок позволил ей взбодриться — по крайней мере, ей подадут завтрак в ресторане отеля, а там готовят классные яйца «Бенедикт» на тостах с авокадо.
Направившись в ванную, Кензи заметила лежавшие на комоде банкноты и замедлила шаг. Дерек оставил ей деньги, причем гораздо больше, чем понадобится на оплату такси. Толстую пачку, все по двадцать и пятьдесят «баков». Она взяла пачку и, пересчитав деньги, изумленно открыла рот.
Он оставил ей пять тысяч долларов.
Дерек давал ей деньги и раньше — естественно, давал. Как-то раз она между прочим упомянула, что задолжала месячную плату за квартиру, и он вытащил из кармана триста «баков», как завалявшуюся мелочь. Однажды Кензи заволновалась, что опоздает в магазин за курицей, поскольку ее там быстро разбирают, а он, шутливо поморщившись, покачал головой и вручил ей двести долларов, посоветовав зайти в «Здоровую пищу» и запастись натуральными, выращенными на свободном выгуле птицами, чье мясо намного полезнее. Он неизменно оплачивал их проживание в отеле, и питались они обычно тоже за его счет; он оплатил ей перелет в Нью-Йорк и билеты в театр на «Гамильтона», и шопинг в «Блумингдейле», где купил ей сумочку от «Дольче и Габбана» за двадцать две сотни «баков». За две тысячи двести долларов! Он пытался убедить ее выбрать сумку понравившегося ей цвета, но в конечном счете здравый смысл возобладал, и Кензи выбрала черную, разумно прикинув, что у нее никогда больше не будет такой красивой сумки, как эта, и важно, чтобы она подходила к любой одежде.
— Ты уверен? — спросила тогда Кензи, схватив его за руку перед кассой, и консультант по продажам широко улыбнулась, скрывая ухмылку. Она, несомненно, видела раньше подобные сцены.
— Уверен, — и Дерек достал свою кредитку. — Может, ты хотела бы еще летнюю цветочную сумку?
— Цветочные сейчас на пике моды, — подключилась продавщица, добавив своей улыбке сияния на полсотни ватт.
— Нет, — Кензи рассмеялась, — нам вполне достаточно одной.
Перехватив взгляд продавщицы, она прочитала молчаливое послание, написанное на осуждающем лице женщины: «Милочка, не будь идиоткой, бери и цветочную тоже». Бедняжка ничего не понимала. Она видела лишь смешливую Кензи с розовыми волосами, но ей не нужна была еще одна брендовая сумка. Она задумала большую игру.
И пять тысяч долларов намного меньше задуманного выигрыша.