– Мы потеряли ее два года назад… – Я останавливаюсь, вдыхаю свежего воздуха, снова смотрю на надгробие перед нами. – Совершенно неожиданно. У меня как будто земля из-под ног ушла. В нашей семье все на маме держалось, а как ее не стало… В общем, с тех пор у нас как-то не очень хорошо получается.

Я опускаю глаза – Кай снова держит мою руку и осторожно массирует ее большим пальцем. Чувствую, что он смотрит на меня, но сама посмотреть на него не могу. Слушает участливо, не перебивает и не торопит, дает возможность подумать, подобрать слова. Я благодарна ему за внимание, потому что никогда не говорила о маме вслух, никогда не признавалась, что нам плохо без нее, что у нас ничего без нее не получается.

– Папа… – Я снова спотыкаюсь. – Он сильно изменился и теперь совсем не тот, что был. В последнее время я вообще с трудом его узнаю. Он как будто тонет в своем горе, и ни до меня, ни до сестры ему и дела уже нет. Иногда мне кажется, что со смертью мамы умерла и какая-то часть его самого.

– Ты скучаешь по ним? – спрашивает Кай и застает меня врасплох этим по ним, а не только по ней. И только теперь, после его вопроса, я вдруг с полной ясностью осознаю всю правду: мне не хватает не только мамы, но и папы тоже. Я скучаю по нему, хотя это и звучит, может быть, странно, потому что я вижу его каждый день. Утром я встречаю его на кухне, и мы молча маневрируем друг возле друга; вечером я вижу, как он курит в кресле в гостиной; и каждый раз я замечаю, как его уносит все дальше и дальше от меня. Без него я не чувствую себя в безопасности, мне недостает заботы и любви. За эти два ужасных года я лишилась их обоих, мамы и папы.

Я киваю в ответ на вопрос Кая и крепко зажмуриваю глаза, уже готовые пролить новую порцию слез. Сдерживаю рыданья, задыхаюсь и сдаюсь, даю себе полную волю и плачу навзрыд. И пусть Кай видит меня такой. Пусть знает, что совсем я и не такая сильная, какой стараюсь себя показать.

Он обнимает меня за плечи, привлекает к себе, и я приникаю к нему, тычусь лицом в его куртку, чувствую его тепло, окутывающее меня, словно мягкое, защищающее от бед и проблем одеяло. В этих объятьях я и остаюсь еще долго-долго, выплакивая накопившиеся за два годы слезы.

– Ты хороший парень, – говорю я наконец, вытирая глаза и отстраняясь от Кая. – Ты же это знаешь?

Его лицо светлеет, губы растягиваются в улыбке.

– Это моя лучшая сторона. – Он сжимает мою руку и шутливо толкает плечом в плечо. – И раз уж мы пропустили первый урок, нет смысла возвращаться сегодня в школу. Что, если я предложу угостить тебя горячим шоколадом?

В центр Колумбуса едем на такси «Убер». Все так спонтанно. Конечно, нам бы надо быть в школе, но в данном случае я полностью согласна с логикой рассуждений Кая: если уж пропустили первый урок, какой смысл возвращаться? К тому же я просто не хочу идти в школу. Предпочитаю держаться подальше и от нее, и от Харрисона Бойда с его приятелями. Даже если со мной Кай. Но сейчас его присутствие рядом – несомненный бонус.

Через двадцать минут мы уже выходим из машины на растянувшуюся вдоль реки холодную улицу. В самом этом городе есть что-то освежающее, бодрящее. Здесь нет присущей пригородам удушливой атмосферы, хотя жителей в Колумбусе намного больше. Может быть, это ощущение возникает потому, что никто из них меня не знает. Никто не догадывается, что в Сети есть видео со мной. Здесь я – безымянная и невидимая. Меня никто не замечает, не узнает, не судит.

В кафе, расположенном напротив реки, мы занимаем кабинку возле окна. Здесь так тепло, что стекло запотело, и за окном все размыто и нечетко.

– Ну что? Часто бываешь в центре? – спрашивает Кай.

Я качаю головой, стаскиваю шапочку и перчатки. Щеки пощипывает, как будто слезы вмерзли в кожу.

– Нет, редко. Только с Чайной. – Я пожимаю плечами. – А ты?

– Тоже нечасто. – Кай смотрит в окно, наблюдает за прохожими на тротуаре. В кафе многолюдно и шумно, но мы вопреки обыкновению молчим. Сегодня нам обоим не до шуток и подколок. Мы оба серьезны и немногословны.

Подходит официантка. Мы заказываем два больших горячих шоколада с маршмэллоу и взбитыми сливками. Их приносят уже через две минуты, и мы прижимаем руки к горячим чашкам и ждем, пока наконец оттаем.

– Ванесса… – Кай снимает ложечкой верхушку сливочной горки, смотрит на меня и, поймав мой взгляд, отправляет сливки в рот. – Не хочешь рассказать, что случилось в школе сегодня утром? С Харрисоном? Ты сказала, что он тебе угрожал, – как?

Конечно, моему объяснению – что это, мол, ерунда, ничего особенного – Кай не поверил. Я опускаю глаза, хочу потянуть время с таким расчетом, что если буду долго молчать, он не выдержит и сменит тему. Но Кай не поддается, тоже молчит и ждет.

– Сказал, чтобы я прекратила преследовать его, а если не остановлюсь, то пожалею, – не поднимая головы, отвечаю я наконец и сама едва узнаю свой голос. – Вел себя очень агрессивно. Хватал меня за руки и плечи.

Кай выпрямляется и опускает ложечку.

– Что?

– Все в порядке, – быстро говорю я. – Я, наверно, сама виновата. Заслужила. Мы ведь действительно попортили ему крови. Вот он и разозлился.

– Нет. – Кай качает головой. – Ничего ты не заслужила. Не заслужила, чтобы твое видео слили в Сеть. Не заслужила, чтобы тебе угрожали. Это Харрисон заслужил то, что получил.

Я придвигаюсь к столику, склоняюсь над чашкой, трогаю пальцем сливки. Не могу смотреть Каю в глаза. Я еще не отошла полностью от случившегося утром, меня все еще немного трясет, но во мне также закипает злость. Наверно, правильно было бы прекратить это все, пока дело не зашло слишком далеко, пока мы не подтолкнули Харрисона к краю, но теперь я еще сильнее, чем раньше, хочу поквитаться с ним. Надо решаться, и мысленно я начинаю склоняться к тому, чтобы принять неправильную сторону.

Смотрю на Кая.

– Так что, берем сегодня дом?

На его лице как будто тень усталости.

– Может, нам все же стоит остановиться, а, Несси? – неуверенно спрашивает он. – Оно, конечно, весело, но Харрисон и ответить может. Он ведь не знает, что я тоже в этом участвую. Думает, ты одна, и мне бы не хотелось, чтобы ты пострадала из-за моей, в общем-то, идеи.

Интересно. Впервые я слышу от Кая вполне разумные рассуждения о нашем плане мести. Он даже выглядит как будто старше и мудрее.

– С Харрисоном я справлюсь, – говорю я, хотя и сама не очень-то в это верю.

– Ты забываешь, что я сам видел, как ты буквально вылетела из школы час назад.

Поднимаю чашку, пью горячий шоколад, вытираю с губ сливки.

– Тебя можно спросить? Насчет Сьерры. – Преодолевая собственную застенчивость, я перевожу разговор на другую тему. Кай вряд ли так уж хочет говорить об этом, но я думаю о них двоих со вчерашнего вечера.

Он пожимает плечами, откидывается на спинку сиденья, складывает руки на коленях – в общем, чувствует себя не в своей тарелке.