Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– До завтра, Петр Александрович.
– Папа, – взяла Аня отца за руку. – А зачем нам коляска?
– Нас в ней отвезут в гостиницу.
– Папа?!
– Что?
– В коляске?? – Аня изобразила, как толкает перед собой детскую коляску.
– А-а… Нет, не такая коляска. В нее лошади запряжены.
Судя по глазам, Аня представила огромную детскую коляску, запряженную тройкой вороных.
Цок-цок-цок-цок…
«Василий Иванович слез с коня и вошел в штаб». Руслану обычно хорошо думалось в дороге – в автомобиле ли, в поезде, – но сегодня непрестанное цоканье копыт его раздражало. Думалось плохо, мысли не приходили.
Что может он, Руслан, предложить Фрезе? Кучу гениальных идей развития автопрома, стыренных из будущего? И? Что Фрезе будет с ними делать? Если уровень его фабрики просто не позволит делать девяносто процентов из того, что он, Руслан, насоветует. Фрезе даже двигатели делать не может, что уж говорить о чем-то другом. Пойти к другим производителям? И что? Задача-то его, Руслана, не в том, чтобы поднять российский автопром, а в том, чтобы найти себе работу на более-менее продолжительный промежуток времени, обеспечить нормальной жизнью семью… И как это сделать? Фрезе не станет долго терпеть абсолютно бесполезного работника, значит, нужно сломать голову, но придумать, как принести пользу.
Продать УАЗ? Глупо. Во-первых, это разовый доход, а нужен постоянный. Во-вторых, найти подходящего покупателя будет крайне трудно. В-третьих, УАЗ нужен, как самое весомое доказательство того, что они не жулики-мазурики, а настоящие пришельцы из будущего. Так что УАЗ продавать нельзя. И деньги нужны.
Вот ситуация – все равно что пригнать баранов на рынок, продать их, а потом домой вернуть. Как можно продать что-то так, чтобы это что-то у тебя же и осталось?
Как можно… Стоп. В голове заскреблась мысль, пока еще смутная и неоформившаяся, как математическая формула на салфетке…
– Папа, а папа. – Аня подпрыгнула на сиденье. – А что это за дом? Цирк?
Коляска как раз проезжала мимо здания с огромным куполом.
– Кажется, да… – Руслан попытался вернуть мысль, но она уже укрылась в потайных уголках мозга, свернулась клубком и тихо захихикала.
– А можно мы пойдем поближе? Пап, я никогда не была в цирке!
– Аня, мы и сейчас туда не пойдем.
– Ну давай хоть рядом прогуляемся. А?
Руслан тронул за плечо кучера:
– Останови.
Коляска качнулась на скрипнувших рессорах, Аня выскочила на мостовую, прекратилось наконец назойливое цоканье.
– Цирк на Фонтанке, – вспомнил Руслан свой единственный поход по Петербургу.
– Цирк господина Чинизелли, – укоризненно уточнил кучер, ожидавший, что решат седоки. – Самый большой в мире. Видите, какая чашка?
Купол действительно был метров пятьдесят в диаметре.
– Ну уж и в мире… – усомнился Руслан.
– В России так точно. Дальше-то поедете?
– Папа, давай лучше погуляем! – взмолилась Аня, сложив ручки у подбородка.
Может, и правда? На свежем воздухе думается лучше.
– Хорошо. Гуляем.
…Они шли вдоль гранитной набережной Фонтанки. Река мерно плескалась о берега. Руслан с Юлей шли в точности как солидная семейная пара: один в строгом «американском» костюме, с тросточкой, вторая – в костюме Мэри Поппинс. По крайней мере, на фоне других пар, гуляющих здесь же, они не выделялись.
Солидность несколько портила Аня, наотрез отказывающаяся идти рядом с родителями. Не то чтобы она кричала или обращала на себя внимание, фактически она даже не бегала, но при этом как-то умудрялась сделать вокруг родителей два круга, пока те делали три шага, и при этом рассматривать все, что попадало в поле зрения.
– Ой, папа, смотри, замок! – То, что кричать нельзя, Аня поняла прекрасно, однако своего любопытства сдержать не могла. – А почему он такой розовый?
– Это Михайловский замок. Если я не ошибаюсь, – Руслан оглянулся, – именно в нем убили императора Павла Первого.
Аня озадаченно посмотрела на отца:
– В честь этого и перекрасили?
– Нет, это сам император приказал в такой цвет покрасить. По легенде, под цвет перчаток своей лю… бимой женщины.
Аня оглядела стены, посмотрела на свои руки, растопырила пальцы, но ничего не сказала.
Они прошли по горбатому мостику, мимо гранитного столба с двуглавым орлом – и пошли вдоль решетки, за которой зеленел парк – впрочем, зелень перемежалась желтизной – и гуляли люди.
Летний сад.
– Руслан, зайдем? – спросила Юля.
Аня уже успела пробежать до ворот и вернуться обратно.
– Папа, там табличка висит «Солдатам, матросам и собакам вход запрещен». А нам туда можно?
– Аня, а мы кто: солдаты, матросы или собаки?
– А почему собакам запрещено?
– А почему солдатам и матросам – тебе понятно?
– Нет, это тоже непонятно, только если поймают солдата – то его могут оштрафовать. А если собаку? Как ее оштрафуешь?
Они прошли мимо ворот.
– Собак, наверное, просто гоняют, – предположила Юля.
– Мама, как ты ее прогонишь из парка? Все кусты вытопчешь, пока будешь гоняться.
– Наверное, – решил Руслан, – имеется в виду «с собаками нельзя».
– И с солдатами? А если солдат сам по себе?
– Солдатам просто нельзя.
– А почему?
– Аня, честное слово, не знаю.
Они прошли мимо огромного, страшно пыльного поля, огороженного деревянными столбиками, между которыми была натянута толстая веревка. На верхушках столбиков были медные шары, некоторые из них свинтил кто-то, кому такой шар был позарез нужен.
Дальше, дальше, вдоль набережной – уже неизвестно чего, – мимо домов со странными закругленными углами…
– Здесь как в старинном европейском городе, – произнесла Юля, – так и кажется, что сейчас из-за угла выскочит толпа японских туристов с фотоаппаратами.
Из подворотни выскочил дворник в белом фартуке и замел в совок кучку конских катышков, оставленных проезжающей повозкой, в которой куталась в шаль строгая дама.
– Папа, смотри! Василий Блаженный! А что он здесь делает?
В проеме между домами виднелись расписные купола собора.
– Это не Василий Блаженный, – уточнил Руслан. – Это храм Спаса на Крови…
Юля фыркнула. Руслан после поездки привез магнит на холодильник, на котором руками трудолюбивых китайцев был изображен именно этот собор. Вот только тот конкретный китаец, который делал магнит, был косоруким. В итоге собор залихватски перекосился, и Юля прозвала магнитик «Храм Спаса во хмелю».