– А что недопустимо? – спросил я с жадным интересом.

Она подумала, наморщила с усилием лоб, но тот не смог долго держать несвойственное ему усилие и через полсекунды снова стал мраморно гладким.

– Ну-ну, – подтолкнул я.

– Потом вспомню, – буркнула она наконец. – Сейчас голова другим занята, а не глупостями всякими. Глупости все, что не работа на благо страны и отечества!

– Потому, – закончил я, – мне проще. Заканчивай жрать, я вот уже почти управился, и поедем.

– Куда?

– Ловить Германа.

Она встрепенулась.

– Уже знаешь? Быть такого не может…

– По дороге узнаем, – заверил я. – Дай твой планшет… Как он у тебя открывается?.. Ух ты, никогда бы не подумал, хотя я человек вообще-то думающий, даже сапиенс… Точно для женщин делалось.

– Или женщиной, – сказала она победно.

Я покачал головой.

– Звучит сексуально-шовинистически, но в коллективе, что разрабатывал этот планшет, женщин не было.

– Ни одной?

– Ни одной, – заверил я. – Хочешь, выведу на экран имена всех конструкторов?.. Могу со справками, кто не женат, сколько зарабатывает…

– Делом займись, – прошипела она рассерженно, – а не демонстрируй свое иллюзорное превосходство самца-доминанта.

– Хорошо, – согласился я. – Рад, что переубеждать не надо. Тогда ты легче поверишь и в то, что твой подопечный сейчас находится совсем недалеко от нас.

– Мой подопечный ты, – прервала она.

– А Герман чей?

– Полицейского управления, – отрезала она. – Мы же его им преподнесли на блюдечке? Там приняли и поместили под охрану?

Я спросил с интересом:

– Здорово. Иду себе, играю автоматом, как хорошо ни в чем не быть мне виноватым, простым, совсем простым солдатом…

– Не перевирай, – сказала она сердито. – И не солдат я, а старший лейтенант. Почтение нужно иметь к званию, а ты как дикарь какой-то, никакого уважения… Конечно, мы сами отправимся за ними. Чувствую, нам везет больше.

– Да, – согласился я, – просто везет. Особенно мне.

Она посмотрела с подозрением в глазах, но я смотрел самыми честными глазами самца.

– Не знаю, – сказала она сердито, – на что ты разнамекался, но я знаю немало мужчин, которые сказали бы, что да, тебе повезло!

– Просто повезло? – переспросил я. – А я уж думал, это мои уникальные достоинства заслугой… что мы… вот-вот поймаем этих мерзавцев.

– Поймаем, – отрезала она таким тоном, словно это я с нею спорю, а она доказывает мне мою неправоту, – поехали!

Заслышав сирену, автомобили прижимались к обочине, а мы неслись, как противокорабельная торпеда, почти не касаясь колесами асфальта.

– Хорошо, – сказал я с удовольствием, – пожалуй, брошу все и пойду к вам в полицию.

– Ага, оценил!

– Как такое не оценить, – ответил я. – А если еще и дубинкой кого по ребрам на законном основании, так это вообще песня!.. Дашь отхреначить?

– Если только либерала, – сказала она.

– Идет, – сказал я. – Я их сам не терплю, хоть местами даже демократ, стыдно признаться в таких родимых пятнах…

– Фу, – сказала она, – как не стыдно? Лучше бы воздух испортил, чем о таком вслух в моем приличном обществе.

– Так я ж перевоспитываюсь, – сказал я поспешно. – Выдавливаю из себя демократа!.. Как можно быть демократом в наше суровое время всемирного щастя, когда все поют?

Она то ли дело поглядывала на экран навигатора, где я отметил нужное нам местечко.

– Как ты его вычислил?

– Метод больших данных, – ответил я значительно. – Это огромный массив, обрабатывается зачастую в фоновом режиме, если правильно настроить, но для этого нужно иметь не просто хорошо развитый мозг, но и солидную научную подготовку в близких областях, таких как нейробластия, криспохолдия или аксонодендрития…

Она помотала головой.

– Замолчи. Сейчас голова разболится от твоей заумной тарабарщины. Мне кажется, и слов таких не бывает.

Я указал взглядом на ее смартфон и смартвоч.

– А их названия помнишь?.. Теперь сверни вон на ту улочку.

Она посмотрела на экран навигатора, тот вычерчивает нашу дорогу зеленым, но ничего не сказала, мой метод обработки больших данных как-то работает и уже доказал, что угадывает пробки и ремонтные работы впереди на дороге даже раньше навигатора.

Автомобиль послушно свернул, улочка тесная, пришлось снизить скорость, но минут через пять я сказал скромно:

– Вон там стоянка. Это я так, как гражданин. А ты, как полицейский, можешь заехать на газон.

– На стоянке есть места, – ответила она.

– Лучше на газон, – попросил я.

Она посмотрела настороженно.

– На стоянке опасно?

– Нет, – ответил я. – На газон приятнее. После дождика твой танк такие колеи оставит! Приятно попортить. Я ради таких возможностей уже написал заявление о поступлении в полицию. Кому передать?

– Свинья, – сказала она. – Преступные наклонности налицо. Жаль, за это еще не сажают. Но не ликуй, на карандаш уже берут.

– На карандаш? – переспросил я. – Слышал эту идиому, но что она означает?

Она фыркнула.

– Еще спроси, что такое карандаш! Откуда я знаю?.. Кара – это «черный», а даш… вроде бы «гора»? Как Карадаг, где живут каракалпаки и карагезы…

Автомобиль припарковался сам, мы вышли на свежий воздух, легкий дождик, что прошел полосой накануне, прибил пыль, все чистое и радостное, чувствуется, что город, как и автомобиль, любит, когда его моют.

Район хоть и на окраине Москвы, но когда-то здесь были загородные усадьбы бояр или более близких нашему времени графов, дома старинные, чистые, ухоженные.

Я не сумел подать руку Ингрид, она вышла с той стороны, уже собранная и настороженная, сейчас ничем не отвлечь, но я все равно с восторгом посмотрел на здание и сказал скромно:

– Всегда восхищался гением Андрея Алябьевича. Построить такой дом, что сразу стал пристанищем великих и даже грандиозных гениев. Здесь бывали Репин, Толстой, Папабельников, Деглгард, Мережковский, а с ними еще бывала Зинаида Гиппокапм, что привела потом Зою Рашникову, известную суфражистку…

– Представляю, – сказала она с брезгливостью, – какие они тут оргии закатывали!

– Да, – согласился я, – тогда это считалось оргиями.

Она бросила на меня злой взгляд.

– Но-но, никаких аналогий с сегодняшним днем!.. Сейчас у нас время победившей демократии. И оргии уже не оргии.