— Не волнуйся, чародейка. Бывало не раз со мной такое, — утешила она скорее себя, нежели Владу. Видимо, давно мучается.

— Могу я…

— Спрашиваешь ещё, — оборвала Любомила.

Влада протянула руку, положив ладонь на место чуть выше живота. Мгновенно погрузилась она в поток тёплой золотистой реки, такой приятной и тягучей, не имеющий ни холодных родников, ни острых подводных камней, не спадов и подъёмов. Только небольшой затор, который был и причиной боли, застой руды. А ещё... Ещё светящийся клубочек, сердце которого билось чаще, нежели у матери.

— Двигаться тебе нужно побольше, — сказала Влада улыбаясь.

Хоть не имела Влада в том опыта, чтобы рожениц исцелять, но чувствовала, будто делала это много раз.

— Как доберёмся, так последую твоему совету, — улыбнулся в ответ Любомила.

Влада немного склонилась, не выпуская из своего внимания Митрицу — это сбивало, но, взяв себя в руки, зашептала, чётко проговаривая каждое слово, намереваясь уговорить боли уйти.

— Мать Рожаница, Рода сестрица, даруй здраву, верни славу.

Подхватив свечу со стола, поводила ей над княжной у груди и живота.

— Батюшка ты, Семаргл-Огнебог, ты всем Богам Бог, всем ты огням огонь! Как ты жжешь и палишь в поле травы-муравы, чащи и трущобы, у сырого дуба подземельные коренья, семьдесят семь кореньев, семьдесят семь отраслей, так и спали хвори явные и неявные.

Оставив свечу, снова коснулась легонько области сплетения токов жизненных и не нашла более заторов. А на лице Любомилы проступил здоровый румянец. Княжна помолчала, а потом промолвила, взяв за руку Владу.

— Спасибо. Как благодарить мне тебя?

Влада только улыбнулась и головой покачала.

— Считай, что разошлись мы… — только и ответила она, и княжна прекрасно поняла её.

— Я пойду, устала с дороги… — отстранилась Влада, слукавив: всё же не по себе ей было рядом с княгиней.

Митрица проводила Владу до порога, окликнула холопку, велев отвести до хором, напоследок сказала:

— Завтра спешить не будем, так что выспись хорошенько. А к вечеру уже дома окажемся.

Влада кивнула, пошла с порога за холопкой.

И как только оказались у знакомого сруба, отпустила девку, сама зашла на крыльцо высокое, задержалась и задумчиво поглядела в темно-синее жаркое небо. На стене тына так и мелькали гридни с факелами, но тут взгляд Влады скользнул понизу. У частокола двора старейшины приметила двоих. Всмотрелась. Рыжеволосая девка с лазоревым венчиком на голове страстно прижимается к чернокудрому гридню, облачённому в кольчугу.

«Купава?»

Хотела уже окликнуть подругу, но вовремя спохватилась — пускай…

Опасаясь внимания лишнего, Купава с Добраном побежали со двора, да всё в тень.

На сердце от чего-то неспокойно стало. Влада спохватилась — Мирослав так и не зашёл. Знать не пожелает доброго сна. Наверное, тоже с дружиной на дозоре будет стоять, пыталась оправдать его Влада, но сама не успокоилась на том, ступила с порога. Сжала кулаки, повелевая себе вернуться в клеть, однако сошла ещё на порог вниз, потом ещё, всё отчаянно заставляя себя одуматься, да куда там — теперь уже не остановить.

[1] Вейя — ветка.

[2] Измарагд или смарагд — по-древнерусски драгоценный камень, принадлежащий семейству берилла.

Мирослав несколько мгновений лежал на полати с закрытыми глазами, прислушиваясь к голосам, что доносились из недр терема. Толком ничего не разобрал, лишь гудение. Он открыл глаза, задумчиво посмотрел в потолок, на рассохшиеся от времени балки жилища старейшины Всебора.

С самого утра всё пошло под откос. Сначала убежала Влада. А весть о том, что веренеги пришли в леса Акселя, не давала покоя весь день. К вечеру Мирослав, что зверь в западне, метался из угла в угол, напряжённый до предела. Не до веселья. Поэтому, оставив всех, он поднялся наверх, потому как от нарастающего шума и прихода всё большего количества гостей под кров старейшины разболелась голова. А скромная трапеза, тем временем, плавно перерастала в знатный пир. И боярин Верша с Дарёном так и остались вечерять да братину пить.

Внизу раздался возглас басистый. Единственное, что расслышал — буряне.

«Буряне» — весь Аксель так и судачил о них. Этот лесной люд отстроил себе дюжий острог в Древолесье. Весть об их бесчинстве, пока проходило обручение в Саркиле, разнеслась по всем здешним весям. Не мирный оказался народец. Воруют девок с соседних племён, насильничают. Враждебны к князьям. Грабежами промышляют. Сами себя хозяевами считают. За то и быстро получили себе имя — буряне. Правда, никто не знает, кто это племя возглавляет, но слухи ходят, будто бы женщина. А это ещё больше вселяет сомнения. С другой стороны, от Саркила на юг, в глубинках, селились общины, чьи устои вела женщина.

— Вот ещё напасть.

«Хватало веренегов, так ещё и буряне! Леший бы их побрал!»

Клеть освещалась одной лучиной, и Мирослав погружён был в полумрак. Изредка прохладный воздух влетал в распахнутое окно, разгонял духоту. Приближалась ночь, а на душе становилось всё тревожнее. Ещё этот пир так некстати! Мало того, что дорога вымотала, так ещё и голова разболелась.

— Сукина ведьма, — проклинал он в сердцах ведунью Древолесья. — Всю душу измотала! Будь ты проклята три раза, старуха!

Поскорее бы добраться до Кавии. И только одно утешало — Влада не собиралась от него сбегать. Однако что делала она на реке и в лесу, оставалось загадкой для него. Хотя чего гадать? Вестимо, можно понять её: привыкла к простору, воле, уединению. А тут в стены да под венец, и все чужие… Не просто привыкнуть ей, для этого времени нужно много. И он готов был дать его ей, лишь бы только Влада так же отвечала ему, как на постоялом дворе и там, в лесу, у дуба… Рядом с ней забывал он о проклятии, уходили муки которые терзали, разъедая нутро, иссушая. Влада не похожа ни на одну из тех девиц княжества, которых Мирослав знал. В последние дни только она одна завладевала его мыслями, только её искал взгляд, желал до безумия. И одно радовало, что всё же она его не боится... Мирослав заново ощутил вкус её губ, сладкий, как малина, гибкость тела и пленительный взгляд зелёных глаз. Они окунали в чистую прохладу, и он будто заново рождался… И когда утром Влада убежала, едва не обезумел от страха, что мог потерять её. Слава богам, нашлась.

Мирослав моргнул и тут сквозь весёлый шум расслышал шаги с лестницы.

— Ну, наконец-то, — подскочил он с полати, да только пожалел — голова загудела ещё пуще, и это разозлило несметно, в очередной раз заставило вспомнить ведьму, о которой за эти три дня уже начал было забывать.