Шрифт:
Интервал:
Закладка:
VII. Структура психического
Впервые опубликовано под названием «Die Erdbedingtheit der Psyche» («Обусловленность психического») в сборнике «Mensch und Erde» (под редакцией графа Германа Кайзерлинга, Дармштадт, 1927). Позднее часть работы превратилась в статью «Психическое и земля» (или «Душа и земля», см. том 10 полного собрания сочинений К. Г. Юнга). Настоящая статья, первая часть публикации 1927 г., была напечатана под названием «Die Struktur der Seele» в журнале «Europäische Revue» (IV, Вerlіп, 1928, выпуски 1 и 2), а позднее немного доработана и расширена для публикации в сборнике «Seelenprobleme der Gegenwart» («Проблемы души нашего времени», Цюрих, 1931).
Структура психического
[283] Психическое[200] как отражение мира и человека есть явление, настолько безмерно сложное, что его возможно наблюдать и изучать с великого множества точек зрения. Оно ставит перед нами ту же проблему, что и само мироздание: поскольку систематическое изучение мира лежит вне пределов человеческих возможностей человека, нам приходится довольствоваться выявлением обыденных эмпирических правил и обращать внимание лишь на то, что вызывает наш особый интерес. Каждый выбирает для себя некий собственный фрагмент мироздания и сооружает собственную, персональную систему, нередко возводя непроницаемые барьеры, так что спустя некоторое время начинает казаться, будто удается ухватить смысл и структуру целого. Но конечное никогда не будет в состоянии охватить бесконечное. Пусть мир психических явлений представляет собой всего-навсего часть мироздания как такового, может возникнуть впечатление, что именно поэтому психическое более познаваемо. Однако при этом упускается из вида то обстоятельство, что психическое – это единственный феномен, данный нам непосредственно, а следовательно, оно есть sine qua non всякого опыта.
[284] Все, что мы воспринимаем непосредственно, – это осознаваемые элементы бытия. Утверждая подобное, я вовсе не пытаюсь свести «мироздание» к нашему о нем «представлению». Мою цель можно выразить иначе, например, в следующих словах. Жизнь есть функция атома углерода. Эта аналогия обнажает пределы мировоззрения специалиста, и я неизбежно стану жертвой такого профессионального похода, если попробую хоть как-то объяснить мир или только какую-то его часть.
[285] Конечно же, я буду рассуждать с психологической точки зрения, как практикующий психотерапевт, которому надлежит отыскать кратчайший путь сквозь хаотическое нагромождение разнообразных психических состояний. Эта точка зрения по определению должна отличаться от взгляда психолога, изучающего на досуге, в тиши лаборатории, какой-либо изолированный психический процесс. Данное различие можно приблизительно сопоставить с различием между хирургом и гистологом. Также я мыслю по-другому, нежели метафизик, который полагает, будто обязан поведать, каков «мир сам по себе», сообщить, абсолютно бытие или нет. Мой предмет изучения лежит целиком в области эмпирики.
[286] Прежде всего мне требуется разбираться в неимоверно усложненных обстоятельствах бытия и научиться их описывать. Я должен уметь различать отдельные группы психических фактов. Это различение, в свою очередь, не подразумевает произвольного выбора, поскольку мне необходимо достичь взаимопонимания с моим пациентом. Потому я вынужден полагаться на простейшие схемы, удовлетворительно, с одной стороны, отображающие эмпирические факты и связанные, с другой стороны, с тем, что общеизвестно и в этом качестве является общепринятым.
[287] Если мы поставим перед собой задачу классифицировать содержание сознания, то отталкиваться следует, по традиции, от положения: Nihil est in intellectu, quod non antea fuerit in sensu[201].
[288] Сознание как бы проникает в нас извне в форме чувственного восприятия. Мы видим, слышим, осязаем и обоняем мир, тем самым его осознавая. Чувственное восприятие сообщает нам о существовании чего-либо. Но оно не объясняет, что это такое. Объяснения мы получаем не через восприятие (перцепцию), а через апперцепцию, которая представляет собой структуру высокой степени сложности. Не то чтобы чувственное восприятие было чем-то простым, вот только его сложная природа скорее физиологического, нежели психического свойства. Тогда как применительно к апперцепции обоснованно говорить именно о психической сложности. Мы обнаруживаем ее во взаимодействии ряда психических процессов. Допустим, мы слышим некий своеобразный шум, источник которого нам неведом. Спустя некоторое время становится понятно, что этот своеобразный шум порожден пузырями воздуха в трубах батарей центрального отопления, то есть мы опознали шум. Это знание пришло к нам благодаря процессу, именуемому мышлением. Мышление подсказывает нам, чем именно конкретное нечто является.
[289] Выше я назвал шум «своеобразным». Когда я называю что-либо «своеобразным», то имею в виду некоторое особое чувственное впечатление, присущее предмету или явлению. Это впечатление подразумевает оценку происходящего.
[290] Сам процесс распознавания можно, в сущности, трактовать как сравнение и различение при помощи памяти. Например, если я вижу огонь, то световой раздражитель передает мне представление об «огне». Из-за наличия в моей памяти бесчисленного множества образов-воспоминаний об огне эти образы взаимодействуют с тем образом огня, который я только что получил, и процесс сравнения и различения с этими образами памяти порождает опознание; иначе говоря, в итоге я закрепляю в своем сознании своеобразие усвоенного образа. Этот процесс в обыденной речи называется мышлением.
[291] Процесс оценки происходящего протекает иначе. Огонь, который я вижу, вызывает эмоциональные реакции приятного или неприятного свойства, а образы памяти, пробужденные этим раздражителем, также привносят сопутствующие эмоциональные характеристики, которые принято называть чувственными впечатлениями. Тем самым объект видится нам приятным, желанным, красивым или же неприятным, отвратительным, скверным и т. д. В обыденной речи этот процесс именуется чувствованием.
[292] Интуитивный процесс (Abnungsvorgang) не тождественен ни чувственному восприятию, ни мышлению, ни чувствованию, пусть обыденная речь в этом отношении выказывает достойную сожаления неразборчивость в определениях. Так, один человек может воскликнуть: «О, я уже вижу, как горит дом». Другой скажет: «Ясно, как дважды два, что случится беда, если начнется пожар». А третий заметит: «По моим ощущениям, этот пожар обернется катастрофой». В соответствии со своим темпераментом первый человек выражает интуицию как ясновидение, то есть опирается на чувственное восприятие; второй использует мышление («Стоит поразмыслить, и сразу станет понятно, каковы будут последствия»); третий же, поддавшись эмоциям, будет трактовать интуицию как чувствование. Но в моем представлении интуиция есть одна из основополагающих функций психического, а именно, функция восприятия возможностей, заключенных в ситуации. Возможно, по причине недостаточного развития языка в немецком до сих пор имеется путаница между «чувством» (gefühl), «ощущением» (empfindung) и «интуицией» (intuition), тогда как во французском слова sentiment и sensation, а в английском – feeling и sensation, строго различаются между собой, хотя слова sentiment и feeling порой употребляются с дополнительным значением «интуиция». Впрочем, в последнее время слово intuition все чаще встречается в обиходной английской речи.
[293] Кроме
