Одержимая идея сына воплотить в реальность мои глупые выдумки об отце космонавте, и неподдельная искренняя любовь к Зверю вызывали во мне внутренний протест и в итоге приводили к ухудшению. Наблюдающие меня доктора вскоре заметили данный факт, и сообщили об этом Грекову. Ранее в самом начале лечения они точно так же корректно намекнули, что ему лучше не заходить в зал посещений вместе с сыном. Зверь с удивительным усердием выполнял все рекомендации врачей. Больше я чертежей не видела.

Зато сейчас я видела их воплощение. Уменьшенная копия космической ракеты со стальным корпусом, автоматическими дверями и компьютерным дисплеем внутри, транслирующим многочисленные созвездия и туманности, создающий эффект настоящего полета. Обо всем этом я узнала от сына, который ни о чем, кроме ракеты не мог думать и говорить. Надо признать, что получилось действительно очень круто и реалистично. Часть меня радовалась, что мечта маленького Руслана сбылась, а другая злилась, что исполнил ее тот, кого я бы предпочла увидеть мертвым. Или не видеть никогда. Бегло оглянувшись, я заметила, что Зверя не видно поблизости, хотя, когда я минуту назад смотрела сюда с террасы, он был вместе с Русом.

– Смотри, как клево, – нажав на кнопку на пульте, сын завороженно уставился на бесшумно поднимающуюся дверь, открывающую прямоугольный проход и тут же на траву опустилась металлическая блестящая лестница из трех ступеней. – Офигеть, да? – с неподдельным восторгом Рус обернулся ко мне и возбужденно схватил за руку. – Пошли, посмотришь, что внутри. Ты просто в обморок упадешь, когда увидишь.

– Очень здорово, Руслан. Мне нравится, – я сдержанно улыбнулась, позволяя сыну утянуть меня к лесенке. Конструкция была внушительных размеров и сомнений, что мы с сыном поместимся внутри не возникло. Едва я шагнула в темноту, как стальная дверь за нами плотно закрылась, не оставив даже полоски света. Я задержала дыхание, сердце дернулось где-то в горле, паника надавила на височные доли.

– Мам, не бойся, – сжал мои ледяные пальцы Рус, и я тут я услышала голос, от которого все мои мышцы превратились в свинец.

– Тебе, правда понравилось, Лена? – мужская ладонь легла на мои лопатки, горячее дыхание шевельнуло волоски возле моего уха. Он стояла сзади, его запах, звук голоса и даже биение сердца вызвали во мне приступ удушья. Спасало только то, что сын крепко держал мою руку, иначе я бы точно грохнулась в обморок, но отнюдь не от восторга. Я застыла, словно парализованная, дрожь прошла по окоченевшему телу. Зверь убрал ладонь и переместился. Теперь Рус оказался между нами. Я жадно глотнула кислород и перевела дыхание. Перед глазами вспыхнул широкий дисплей, создавая проекцию необъятного космоса и с молниеносной скоростью мимо нас понеслись сверкающие звезды, метеориты, туманности и кометы.

– Мы летим на Марс, мам. Первыми, – засмеялся сын, тыча пальцем в краснеющую впереди огромную планету. – Вместе, – сказал он, взяв за руку своего отца. Мою грудную клетку пронзила острая боль, и я отшатнулась назад, отвернулась, метнувшись к заблокированной двери, уперлась дрожащими ладонями в холодную сталь.

– Выпусти, – прохрипела я, едва держась на ногах. Сын что-то тревожно проговорил, но я уже не слышала. Кровь точками пульсировала в ушах. Дверь поползла вверх, и я вывалилась из ракеты, рухнув коленями на зеленый газон.

Очнулась я только ночью. В спасительной темноте спальни. Но мое спокойствие длилось недолго. Я была абсолютно голая и явственно чувствовала, что не одна в постели. Жар ненавистного тела, звук тяжелого дыхания рядом запустили в кровь фонтан отчаянной ярости. Я попыталась вскочить с кровати, но Зверь придавил меня тяжелой рукой и в следующее мгновение навалился сверху, упираясь локтями в матрас. Массивный напряженный, как всегда возбужденный. Надавил своими мощными бедрами, вынуждая мои ноги раздвинуться. Посмотрел на меня сквозь ночной полумрак пронзительными ртутными глазами.

– Тихо. Успокойся, Лена, – приказал он низким голосом. Его твердая плоть кислотным ядом жгла низ моего живота. Я и не думала дергаться. Когда он оказывался так близко, я впадала в ступор, паника нарушала физические функции организма, превращая меня в безучастную безвольную куклу. Я не делала ничего, чтобы остановить его. У меня не осталось на это сил. Я терпела, закрывала глаза, и предоставляла, что все это происходит не со мной, вылетала из собственного тела и парила где-то под потолком, боясь взглянуть вниз. Иногда это длилось долго, очень долго. Часами. И я возвращалась только, когда он заканчивал и оставлял мое тело в покое. Хотя покой – понятие относительное. Удовлетворив животную похоть, он продолжал сжимать меня в своих звериных объятиях до самого утра. Греков не просто зверь, он изощренный безжалостный мучитель. Тем не менее, даже к этой ночной пытке мне удалось приспособиться. Усталость взяла свое и после первого месяца, проведенного в одной спальне, я научилась засыпать в лапах персонального монстра.

– Поговори со мной, Лена, – потребовал Греков. Сегодня он решил изменить программе? Я даже не моргнула, глядя на него, но сквозь него. – Хоть одно слово.

«Тебя нет. Нет. Ты не существуешь. Жуткий кошмар, иллюзия», – билось у меня в голове.

– Лена, целый год прошел. Ты не можешь молчать до конца жизни, – глухо проговорил Греков. Но я молчала. Ни одного слова наедине за прошедший год. Это не принцип, и даже не злость. Его не существовало, как и меня. Я поверила в это, заставила себя поверить, иначе никогда бы не выкарабкалась.

– Лена, – придушенно пробормотал он, словно ему не хватало воздуха для полноценного вдоха, смотрел в остекленевшие глаза, наклонился к моим губам. Я послушно открыла их, позволяя целовать себя так, как он хочет. И он целовал. Долго, мучительно, неторопливо. Именно с этого начиналась еженощная пытка. Он вылизывал меня часами, везде, без стеснения и усталости, вылизывал каждый миллиметр кожи, каждую гребаную ночь. Его язык побывал там, где я сама себя никогда не касалась. Я знала, зачем он это делал, что пытался доказать, но было поздно, бессмысленно. Он сам меня убил, сам втоптал в грязь. Ничто не поможет. Его язык и слюна не несут никакой живительной силы. Это не было приятно, в первые недели меня трясло от отвращения, но потом я привыкла, как и ко всему остальному, что следовало далее. Разумеется, одним вылизыванием дело не заканчивалось. Потом Греков переходил к основному блюду и начинал меня методично трахать, словно резиновую бабу из секс-шопа. Не так, как делал это раньше, гораздо сдержаннее, осторожнее, не оставляя следов на коже, но плевать я хотела на его заботу. Хотя какая к черту забота. Он думал только о себе, боялся повредить любимую игрушку, боялся добить…

– Вернись, Лен, – прочертив влажную линию вдоль шейной артерии, хрипло произнес Зверь. – Где бы ты ни была. Вернись. Или мы, блядь, оба сойдем с ума, – последнее было брошено рваным напряженным тоном. Его сердце напротив моего колотилось намного быстрее. Живучий зверь, измученный, страдающий, но живой. В отличии от меня. Я зажмурилась, прогоняя гадкое разъедающее чувство. Жалеть себя надо было раньше, до того, как совершила первую роковую ошибку, позволив матери нацепить на меня ценник, до того, как брала деньги у Снайпера, до того, как приняла выгодное предложение Грекова. Я виновата в случившемся не меньше Зверя. Я дала ему эту адскую власть над собой, я продала душу за тридцать серебряников, а теперь настало время расплаты. Пока я живу и дышу, он не выпустит меня из своих когтей. У меня есть всего два выхода: притвориться, что я смирилась или придумать новый план, как избавиться от Зверя. Существует еще третий выход, сказочный и далекий от реальности – полюбить Зверя снова.