— Да… Я хочу сказать, что это было совместное решение его и Ульвюра.

— С вами, наверное, не совещались.

Она все так же крепко держала в руке стакан.

— Нет.

Ари молчал. Ждал.

— Нет, — повторила она. — Это было несправедливо. Она этого не заслужила. Она была в большом фаворе у Хрольвюра.

— Но почему? — Ари перевел дух: в городе явно были люди, которые умели хранить тайны, и Анна, очевидно, ничего не знала о его дружбе с Углой.

— Она снимала у него комнату. Мне кажется, он воспринимал ее, скорее, как дочь.

— Разве у него не было детей?

Вопрос удивил ее.

— Нет, я думала, вы это знаете.

Ари вернулся к прежней теме.

Куй железо, пока горячо.

— Значит, можно сказать, что ваше положение в известном смысле стало лучше после его смерти.

— На что вы намекаете? Хотите сказать, что это я его толкнула? — Вместо того чтобы рассердиться, она явно еще больше испугалась.

— Нет, совсем нет.

Он собирался напрямую спросить, она ли это сделала, но удержался. Столкнуть старого человека с лестницы исключительно потому, что она не получила главную роль в любительском спектакле в маленьком захолустном городке, — это было маловероятно. С другой стороны, судя по всему, Анна что-то недоговаривала. Это было связано с решением Хрольвюра не давать ей главную роль? Или было что-то еще, какой-то другой секрет, который она скрывала?

Она отпила воды из стакана.

Ари тоже не отказался бы от воды, если бы она догадалась предложить. В маленькой комнате было жарко, все окна закрыты.

Он обратил внимание на то, что Анна переоделась. Ари не помнил, в чем она была на похоронах, но явно не в красной вязаной кофте и темных спортивных брючках, как сейчас. На нем же все еще был траурный черный костюм.

Ари решил, что задал достаточно неприятных вопросов и надо снять напряжение, чтобы Анна расслабилась. Может, это сделает ее более разговорчивой.

— Ты учишься или работаешь?

— Работаю. Я окончила университет в Рейкьявике.

— Я не встречал тебя в магазине? — спросил он по-дружески.

— Да, я там работаю, и еще в больнице.

— И Линду знаешь?

— Да, мы вместе работаем. Как она?

Похоже, это был искренний интерес.

— Пока невозможно сказать что-то определенное. Состояние не изменилось.

— У вас есть предположение, кто это сделал?

— Расследование продолжается, — отрезал Ари.

— Это он? Калли?

Ари озадаченно вскинул брови. Может, это всего лишь простое любопытство?

— Нет, он тут ни при чем.

— Это действительно… так?

Ари пожал плечами:

— Да, все указывает на то, что он находился в другом месте. А почему ты спрашиваешь?

— Ну, в сущности говоря… Я подумала, что это могло быть связано со страхованием жизни.

— Страхованием жизни?

— Да… но это не важно, если нет его вины.

— О каком страховании идет речь?

— Осенью в больницу приезжал агент страховой компании, он предлагал застраховать жизнь. Мы все купили страховки.

— Линда тоже?

— Да.

— Ты знаешь, кто получит деньги, если она… если она умрет?

— Калли, конечно. Мы с Линдой обсуждали это в свое время, когда решали, покупать ли страховку.

— А Калли об этом знает? — Наверно, ей не следовало задавать такой вопрос, но Ари уже не мог остановиться.

— Понятия не имею, — ответила она с излишней поспешностью и волнением.

— И о какой сумме идет речь?

— О нескольких миллионах, я думаю.

Дело обретало совершенно другой оборот — и снова все внимание переключилось на Карла, человека, у которого, казалось, было идеальное алиби. Вот черт!

Ари встал:

— Большое спасибо, Анна.

— Не за что, — ответила она, на лице ее снова читалось беспокойство.

— Увидимся, — сказал Ари и постарался не выдать, насколько важную информацию она ему дала.

Зима снова встретила его у дверей, во всем своем могуществе. И ледяная тьма поглотила его.

Сиглуфьордюр, воскресенье,

18 января 2009 года

Снег шел в субботу весь вечер и продолжился ночью. Несколько часов Ари беспокойно ворочался в постели, прежде чем ему наконец удалось заснуть. Погода плохо на него влияла. Ари имел привычку читать перед сном, но сейчас он не мог сосредоточиться, думая лишь о темноте, которая смыкалась вокруг него. Он пробовал слушать классическую музыку, чтобы побороть оглушительное безмолвие снегопада, но музыка только усиливала мрак.

Ночь за ночью сны уводили его в темные и коварные пучины, где он изо всех сил пытался дышать, сдерживаемый непонятной силой, которая могла исходить только изнутри. Как будто он был в бассейне, плавал с маской на лице, опускаясь все глубже и глубже, пока не достигал дна, тогда он смотрел вверх и наслаждался моментом. Когда приходило время подниматься, ноги его словно прилипали ко дну и становились тяжелыми, как свинец; Ари наблюдал, как другие пловцы поднимаются на поверхность, в то время как он оставался внизу, не в силах пошевелиться. И так повторялось снова и снова. Ари просыпался, чувствуя, что задыхается, ощущение утопления было невыносимо реальным, будто его легкие на самом деле наполнялись водой. Его охватывал страх, и, парализованный сном, он тянул руку, пытаясь найти кого-нибудь рядом, может быть Кристину.

И снова он лежал без сна — без сна, который становился все более безжалостным, как метель за окном. Что еще хуже, травмированное плечо по-прежнему причиняло Ари сильную боль. У него был выходной, и встал он очень рано, несмотря на намерение отоспаться, чтобы хоть немного набраться сил и расслабиться после тяжелой недели. Выглянув в окно кухни, Ари увидел, что снег не утихает, явно намереваясь окончательно завалить Сиглуфьордюр. Ари сел за кухонный стол, глядя на так называемый вид снаружи.

Когда-нибудь в этот город придет весна?

Вскоре Ари сдался и задернул шторы на кухонном окне, а затем и на всех других окнах. Только в полдень он включил радио, чтобы узнать о ночных событиях. На шоссе в Сиглуфьордюр, с другой стороны горы, обрушилась лавина и перекрыла единственный путь в город. К счастью, никто не пострадал, но выбраться из города теперь невозможно. Никто не уедет по суше, путешествие по морю тоже вряд ли возможно. Ари чувствовал себя одновременно потрясенным и опустошенным; эта новость лишила его остатков энергии. Он пытался дышать медленно, глубоко, но это не имело значения, его сердце бешено колотилось в груди. Затем диктор объявил, что работ по расчистке дороги в этот день проводиться не будет, а возможно, и на следующий день тоже — из-за прогноза плохой погоды. После этого возникли какие-то помехи, и голос диктора обратился в неясные звуки, которые слились в неразборчивый шум.