Молчит Сашок, сопит только, вопрос переваривает.

— Или ты надеешься, что машинист по рации о случившемся никому не доложил? — добиваю его.

Встаёт Сашок медленно, на меня с удивлением хмурым смотрит. Видно, здорово предательство Бонзы подкосило, если ум его аналитический сбой на такой мелочи дал. Но сейчас, вижу, он мозги свои вновь включает на полную катушку. С полуслова, с намёка меня просекает.

— Что ты предлагаешь? — без околичностей, напрямик спрашивает он.

— Теперь командовать буду я, — обрезаю жёстко, ничего не объясняя и согласия не спрашивая. Знаю, Пупсик своё дело сделал. Выглядываю с площадки и вижу — въехал поезд в пригород и между домами с окнами освещёнными погромыхивает. А вот и под мостом трамвайным проезжаем. То, что нам и надо.

— Делай, как я, — фанфароню армейской терминологией, спускаюсь по ступенькам и спрыгиваю на землю. И не оборачиваюсь — на сто процентов уверен, что Сашок за мной следует. Привязал его Пупсик верёвочкой ко мне накрепко.

Выбрались мы по откосу у моста, на улицу вышли.

— До места трамваем будем добираться, — безапелляционно заявляю я.

Ничего Сашок на это не говорит, только по лицу его вроде тень ухмылки кривенькой мелькает. Типа: ну-ну, командуй…

Стали мы на остановке под фонарём, стоим. Мимо туда-сюда иномарки разные снуют, но я на них принципиально внимания не обращаю. Голоснёшь вот так — а вдруг кто знакомый? И до «фазенды» Бонзы добраться не успеем, как где-то по пути нам торжественную встречу с фейерверком организуют.

Минут пять постояли, затем берёт меня Сашок аккуратненько под локоток и на ухо шепчет:

— Давай-ка, в тень отойдём. Нечего у трассы маяками светиться.

Резонно, думаю себе. Отходим от фонаря подальше, я заодно закуриваю, а Сашок вроде как за компанию рядом держится. И только я затяжку глубокую делаю, как вижу, со стороны аэропорта «тойота» тёмно-синяя метётся. Обмирает сердечко в предчувствии нехорошем, а Сашок вновь меня за локоток берёт, но теперь железной хваткой держит, чтоб, мол, рыпаться не вздумал. Вихрем мимо остановки «тойота» проносится, но номера олежкины я глазами, что мент поганый, мгновенно фотографирую. Повезло нам, что вовремя в сторону отошли… Но кого же это Олежка на «рекогносцировку» наших с Сашком «подвигов» вывозил? Ох, не хочется верить, что в машине Женечка с Валентином сидят…

Тем временем на остановке уже толпа порядочная собралась, а трамвая всё нет и нет. Я как-то об этом общественном транспорте последние пять лет и не вспоминал. Оно мне надо — чужое горе, когда «колёса» личные есть? Зато сейчас, когда нужда прижала, как я власти местные про себя чихвостил! И в хвост, и в гриву. Знаю ведь по данным нашего отдела, как они деньги государственные в своих частных структурах крутят, что ни копейки на благоустройство города не остаётся. А ты здесь стой в одной курточке, зубами дробь на холодрыге выбивай…

Наконец, минут через сорок, трамвай изволил показаться. Лучше бы я его не видел — зрелище не для слабонервных. Впрочем, для нашего обывателя вид его в порядке вещей, но я, привыкший к комфорту иномарок, чуть в осадок не выпадаю. Людей в трамвае — что килек в банке утрамбовано да запрессовано. На подножках гроздьями висят, сзади прицепились, разве что на крыше никого нет.

Остановился трамвай, тут и наша толпа к нему на штурм ринулась. Глядишь, вот так годик-другой народ поупражняется, а там и на штурм Белого дома пойдёт. Дело-то, поди, к тому времени привычным станет… Толпе ведь всё едино: что самогон, что пулемёт, абы с ног валило.

Подходим и мы к трамваю. На подножках крик, шум, гам, чуть друг другу морды не бьют, чтобы внутрь залезть. Оторопь меня берёт — а мы-то как забираться будем? Однако для Сашка это не проблема.

— Поберегись-ка, мать, а то задавят, — сердобольно говорит он, вынимает из толпы старушку, меня на её место ставит и так в трамвай своим телом задвигает, что из других дверей народ, как горох, сыпаться начинает. У меня в глазах темнеет, рёбрышки хрустят, а уж какой бедлам в трамвае поднимается, словами не передать. Крики истошные, мат двухэтажный, но, что удивительно, никто к Сашку конкретно не обращается. Фигура у него внушительная — попробуй такому слово поперёк вякнуть. Вмиг уроет, а так, быть может, ещё жив останешься…

Короче, поехали мы. Точнее, поплелись шагом черепашьим. Толпа стоит терпеливо, все ручки по швам вытянули — иначе не получается — и мерно так это, в такт стуку на стыках, подрагивают. Я к соседу приноровился: как он вдох делает, я — выдох, поскольку по-другому здесь выжить просто невозможно.

Потихоньку обвыклись людишки в толпе монолитной, никто движения лишнего не делает, так как ежели кто, скажем, в хвосте вагона локтем пошевельнёт, это движение в голове вагона у пассажира крайнего, к кабинке водителя прижатого, в почках отдаётся. И всё вроде тихо да мирно стало, да вот погоду нашу спокойную кондукторша портит. Верещит как заведённая, что проезд ей никто не оплачивает. Те, кто подальше от неё, помалкивают, силы жизненные берегут, а те, кто поближе, огрызаются, мол, за такой проезд не ей платить надо, а им доплачивать. Оно, как погляжу, жадность трамвайщиков им самим боком выходит. Думают, меньше трамваев пустим, а прибыль ту же соберём. А фигушки вам! Если бы трамваи полупустыми ходили, прибыли на порядок больше было, поскольку в условиях рыночной экономики к пассажиру индивидуальный подход нужон. То бишь кондуктор к каждому лично подходить должен и ставить в известность, что либо плати за проезд, либо выметайся, пешком иди. Толпа наша другого обхождения не понимает…

Полчаса мы так проехали дружным, спаянным коллективом, как чувствую, «контролёр» ко мне подобрался. Ласково так, нежно, «щипач» ручкой по фигуре моей прошёлся, как понимаю, билет мой проверяя, а как до кобуры под мышкой добрался, так и застыл в прострации.

Поворачиваю я голову и вижу парня молодого с глазами смурными. Смотрит он куда-то в сторону и вроде как в мечтах выспренних витает, будто бы он здесь ни при чём.

Улыбаюсь я ему радушно и так это по-свойски предлагаю:

— Слышь, вьюнош безусый, вот то, что ты у меня надыбал, в деле увидеть хошь?

Я и счёт открыть не успел, как он испарился. Причём так мгновенно и без усилий каких-либо, словно дух бестелесный. И, что поразительно, места пустого после него не осталось. Баба, что за ним стояла, вдруг будто в два раза толще стала и объём освободившийся телесами в мгновение ока заполнила. Я и разок свободно вдохнуть не успел. Однако умению «щипача» трамвайного подивился и искренне позавидовал. Во приловчился, небось без мыла в толпе свободно шустрит, а тут ни рукой, ни ногой пошевельнуть не можешь.

Два часа мы так до конечной остановки «чухкали» — до столицы самолётом быстрее добраться можно, чем до «фазенды» Бонзы трамваем. Наконец вынесла нас толпа из вагона на свежий воздух и я, ей-ей, чуть телом над грешной землёй не воспарил. Вот уж точно — сладостно слово «свобода»! Однако волю чувствам не даю, задавливаю их в зародыше. Не до того сейчас. А то расслабишься на мгновение, тут тебя «мухобойкой» и прихлопнут. Вдвойне нужно сейчас осторожным быть, так как мы почти у цели.