– Луиза просто невыносима! – пожаловалась она Полли, когда девочки принимали ванну.

– Да, она сильно изменилась. Наверное, семнадцать – трудный возраст, переходный, ни туда ни сюда.

– Я думала, это у нас трудный.

– И у нас тоже, но будет еще хуже, пока не… закончится.

– А по-моему, все из-за того, что она помешана на своем актерстве. Это очень поглощающая профессия, тебе не кажется? К примеру, ее подруга Стелла совсем не такая. Расспрашивала нас обо всем, а Луиза даже не поинтересовалась нашими делами. Как ее может тошнить от разговоров о войне, когда война идет? Это наша жизнь, и ее тоже!

– Если она и к ужину спустится в брюках, бабушка будет в ярости.

Однако этого, к счастью, не случилось. Видимо, Луиза пыталась, но тетя Вилли отослала ее назад, и та вернулась, обиженная, опоздав на бокал хереса, который приготовил для нее дядя Хью.

Похоже, вечерние новости были особенно плохими – за столом избегали разговоров о войне, придерживались незначительных тем вроде повышения цены на бензин. Дюши сказала, что большую машину следует оставить в гараже, а пользоваться маленькой. Дядя Хью рассказывал, какие замечательные люди работают на лесопилке, а тетя Вилли с юмором делилась впечатлениями о курсах подготовки к воздушным налетам. «Ужасно бюрократический язык, как в документах, – жаловалась она. Вместо «начать» говорят «приступить», вместо «идти» – «двигаться» и так далее». И, конечно же, говорили о музыке – любимая бабушкина тема. Тетя Вилли недавно посетила замечательный концерт барочной музыки, о которой никто ничего толком не слышал. Кто-то спросил про дирижера. «А, один знакомый Джессики, Лоуренс Клаттерворт. Очень талантливый, очень», и тут Луиза бросила на мать странный взгляд – не то враждебный, не то испуганный, а может, и все вместе, трудно сказать.

– Тебе бы понравилось, – обратилась Вилли к матери, – и тебе, Сиб. В следующий раз, когда он будет давать концерт в Лондоне, мы все обязательно должны пойти. И еще я подумала, если у него найдется свободное время, он мог бы приехать сюда, и мы бы устроили импровизированный концерт.

Дюши одобрила идею и предложила позвать еще и Сид, если той дадут выходной.

– Бывает, что дают, но безо всякого предупреждения! – ответила тетя Рейч. – А в прошлый раз к ней приехала Иви забрать летнюю одежду и сходить к врачу, и настояла, чтобы Сид составила ей компанию.

После ужина снова слушали новости. Полли тоже осталась послушать. Немцы атаковали, и бельгийская армия оказалась отрезанной от союзников.

– Ну все, пропала маленькая храбрая Бельгия, – с горечью отметил дядя Хью. Под конец сообщили о каком-то Троцком, которого ранили в его доме в Мексике, но на это никто не обратил внимания. Полли спросила, кто он такой, но дядя Хью отмахнулся: «А, один паршивый коммунист». Тут позвонил дядя Эдвард. Тетя Вилли долго с ним разговаривала, потом позвала дядю Хью, и его тоже не было целую вечность.

– Так, детям пора спать, – распорядился он, вернувшись. Взрослые единодушно поддержали эту несправедливость, и им пришлось идти наверх. Луиза, как и все, охваченная негодованием по этому поводу, даже стала похожа на человека, и они немного поиграли в карты.

Однако на следующее утро стало ясно, что накануне взрослые долго спорили и пришли к следующему решению: тетя Вилли, тетя Сибил и Луиза останутся в деревне. Правда, Луиза в конце концов отвоевала право ездить в школу с условием, что она успеет вернуться на четырехчасовом с Черинг-Кросс вместе с Бригом и тетей Рейч, но если дядя Хью велит остаться дома, она будет слушаться. Все протесты на эту тему увяли к вечеру воскресенья, когда выяснилось, что союзники отступают вдоль побережья, и британские войска вынуждены возвращаться домой.

– Если смогут, – прокомментировал дядя Хью, и на лбу у него запульсировала жилка. – Полл, принеси мне аспирин.

Вернувшись, Полли отчиталась, что нигде не смогла его найти, а тетя Сиб сказала, что таблетки кончились.

– Но я же только на днях купила тебе целый пузырек! – воскликнула Полли, чем допустила большую оплошность: дядя Хью принялся задавать дотошные вопросы, а тетя Сиб рассердилась и расстроилась. Тетя Вилли принесла ему свой аспирин. В доме царила напряженная атмосфера – то ли из-за войны, то ли из-за чего-то другого. Самое ужасное – все идет кувырком, а она не только не может ничего исправить, но даже не понимает, что происходит – ей попросту не говорят. Меня словно отставили в сторону, сердито думала она, а я ведь такой же человек, как и все, и последствия коснутся в равной мере и меня!

Когда она уже улеглась в постель, в комнату с несчастным видом зашла Полли. Быстро раздевшись, она бросила одежду прямо на пол, хотя всегда аккуратно вешала на спинку стула.

– Ты чего такая? – спросила Клэри.

– Когда я зашла пожелать им спокойной ночи, мама чуть ли не накричала на меня за то, что я не постучалась, а папа сделал ей замечание, а потом они поцеловали меня, как роботы, и умолкли.

– А что они делали, когда ты зашла? – оживилась Клэри. Любопытство всегда не давало ей покоя. А вдруг они спали вместе (во всех смыслах)?

– Ничего, – ответила Полли. – Папа стоял у окна спиной к маме, а та сидела на кровати и снимала чулки. Боюсь, они ссорились – раньше такого никогда не было.

– Теперь все не так, как раньше.

– Да…

«26 мая

Дорогой папа,

Вообще-то сегодня 27-е, утро понедельника. Погода чудесная – ты такую любишь: капли росы сверкают на траве и переливаются в паутине, ветра нет, и небо цвета дельфиниума, только без розовых пятнышек. Я сижу на яблоне – очень удобно, мы с Полли часто сюда залезаем, когда хочется сбежать от всего. В саду распустились лютики, и женщины ходят туда курить – сцена почти в духе прерафаэлитов, только они всегда изображали красивое, правда же? Всю картину портят хмурые лица и ночные сорочки не по размеру, а природа все равно очень живописна. Мне бы хотелось узнать твое мнение. Мисс Миллимент не особенно интересуется природой – больше любит искусство. Может, оттого, что плохо видит, бедняжка.

Новости нерадостные, но ты наверняка и сам все знаешь. Не понимаю, как такое могло случиться: вроде только союзники были в полном порядке, не прошло и пары дней, как их окружают немцы. В это трудно поверить – здесь так мирно.

Ага, мирно, как же! Едва я успела написать эту строчку, как над головой пролетели самолеты, штук пятьдесят – ужасный гул! Наверное, бомбардировщики – такие огромные, летели в сторону моря. Интересно, где ты сейчас? По крайней мере, ты не заперт во Франции, а корабли умеют лавировать. Дядя Хью говорит, что Бельгия может капитулировать в любую минуту, если уже не сдалась. [Тут Клэри остановилась и задумалась: стоит ли рассказывать ему, как странно себя вели взрослые прошлым вечером? Он все равно ничего не сможет поделать, только зря расстроится. Вместо этого она продолжила.] Миссис Криппс сделала химическую завивку. Помнишь, раньше у нее волосы были прямые и сальные, в таких огромных «невидимках» – ты еще боялся, что найдешь их в рождественском пудинге? Так вот, теперь они пушистые и торчат во все стороны. Раз в неделю она ходит в Баттл, и тогда они становятся похожи на маленькие волны на песке после прилива, а на концах плоские кудряшки, как улитки. Честно говоря, лучше не стало, и так можно сказать о многих переменах, но от этого люди не перестают о них мечтать.