из всех моих прислужниц и, собственно, моя фаворитка с того времени, как она у меня в доме!) накрывала чайный стол. Доктор внезапно прервал разговор и пристально посмотрел на нее. Когда она вышла, он спросил меня, заметил ли я маленькое серебряное кольцо с черным камнем на большом пальце ее правой руки. Я видел это кольцо тысячу раз, но никогда ничего не подозревал насчет него. Не видал ли я когда-либо такого же кольца у какой-либо другой девушки? Ну, это, конечно, возможно, хотя я и не уверен. Доктор задумчиво покачал головой.

Когда девушка снова появилась на веранде, чтобы подать нам чай, доктор, не глядя на нее, пропел вполголоса какой-то мотив: нелепую туземную песенку с недоразвитыми негритянскими словами, которых я не понимал (записано с его поправками):

Eh! Eh! Bombé, hen hen!

Canga bafio té

Canga moune dé lé

Canga do ki la

Canga li.

Бах! Чайный поднос упал на каменный пол; чашки и блюдца разлетелись вдребезги. Девушка с криком бросилась в дом. Док проводил ее взглядом, рассмеялся и сказал:

– Даю вам слово: она – мамалои.

Мы проболтали до полуночи, пока пароходный свисток не потребовал его обратно на отплывавший борт. И пока я провожал его на лодке, он почти убедил меня, что я живу, точно слепец, в удивительнейшей стране ужасов, о существовании которых доселе не имею толики представления – теперь-то навострю глаза и уши. Меня безмерно интересуют книги, которые доктор пообещал выслать мне из Нью-Йорка. Я охотно согласился с ним, что зря до сих пор не прочитал еще ни одного труда об этой стране. Я даже не знал, что такие книги существуют – не встречал ни одной такой у моих знакомых.

21 августа

Аделаида снова отправилась на неделю в глубь страны, к родителям. Она, по-моему, единственная негритянская девка, у которой я замечаю такую сильную любовь к корням. Я думаю, она убежала бы, если бы я не отпускал ее. За день до ухода она становится какой-то странной, а когда возвращается, то на нее нападает жесточайшая тоска, так что она не может даже работать… Подумайте только – негритянская девка! Во время ее отсутствия провожу в ее комнате обыск – по всем правилам, даже прочел с этой целью соответствующую главу в одном сыскном романе, – но до сих пор не нашел ничего, совсем ничего подозрительного. Единственная ее вещь, чье значение для меня неясно, – черный, продолговатый и круглый камень, лежащий у нее в тарелке с маслом. Думаю, она употребляет его для массирования. Все местные девки любят массировать себя.

4 сентября

Пришли книги из Нью-Йорка. Сейчас же примусь за чтение. Три из них на немецком, три английские и пять французских. Некоторые иллюстрированы. Аделаида возвратилась. Она в таком жалком состоянии, что вынуждена была сейчас же лечь в постель. Ничего… Я знаю, что дня через два-три она снова будет весела и здорова.

17 сентября

Если хоть одна десятая часть того, о чем говорится в этих книгах, правда, то, конечно, стоит заняться исследованием той тайны, которая, по мнению доктора, находится так близко от меня. Но все эти путешественники хотят всячески заинтересовать читателя, и поэтому один списывает у другого разные ужасы. Неужели я в самом деле такой слепой осел, что из года в год почти ничего не замечал и не подозревал о культе Вуду, с его обожествлением змей и тысячами человеческих жертвоприношений? Некоторые мелочи, правда, бросались мне в глаза, но я не обращал на них внимания. Я хочу попробовать извлечь из памяти все то, что можно было бы поставить в связь с культом Вуду.

Однажды моя старая экономка (я жил тогда на острове Гонав[31]) отказалась покупать на рынке свиное мясо. Она утверждала, что это может оказаться человеческим мясом. Я смеялся над ней и напоминал, что ведь она целый год покупала свинину.

– Да, но не перед Пасхой!

Она так и не могла отделаться от своей навязчивой идеи, и мне пришлось послать на рынок другую прислугу.

Нередко видал я также и этих caprelatas (в наших краях их называют hougons), дряхлых старцев, которые продают wanges, то есть маленькие мешочки с цветными камешками и раковинами. Эти обереги, wanges, бывают двух сортов: points, которые спасают мужчин от неудач, и chances, носимые женщинами для обеспечения верности их возлюбленных. Но я никогда не знал, что эти мошенники – гм, скажем так, эти дельцы – являются низшими жрецами Вуду. Так же мало внимания обращал я и на то обстоятельство, что для некоторых негров очень много всякой еды подпадает под определенные табу. Так, например, Аделаида не прикасается к томатам, не ест черепашьего и козьего мяса. Зато она часто говорит, что мясо козла «благословенно», равно как и maiskassan – ее любимый маисовый хлеб. Я знаю также, что здесь повсюду необычайно радуются двойням. Так, всякий раз устраивается праздник в той счастливой семье, в которой хозяйка или хотя бы даже ослица понесла двоих.

Но, Бог мой, история с человеческим мясом на рынке – несомненная ересь! А другие вещи кажутся мне совершенно безобидными. Маленькие суеверия… В какой стране мира не отыщешь чего-нибудь подобного?

19 сентября

Что касается Аделаиды, то доктор, кажется, прав, если только его проницательность не слишком уж почерпнута из книг. О таком кольце, какое носит Аделаида, упоминает Спенсер С. Джон. Его должна носить «мамалои», жрица культа Вуду.

Вообще я должен сказать, что в это название, равно как и в аналогичном названии, обозначающем главного жреца, вложено гораздо больше вкуса, чем я мог бы предположить у негров. «Папалои», «мамалои» («лои» на их изломанном французском языке, разумеется, обозначает «руа»[32]) – можно ли придумать более красивый титул? «Мама-царица», «Папа-король» – все это звучит неизмеримо лучше, чем «старший советник консистории» – титул моего богобоязненного братца.

Нашел я в книгах также и про ее камень, о котором