Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Евка от такой просьбы чуть с ума не сошла. Но вида не показала. Пообещала. Назавтра ей Лаевская привела Зуселя и велела отвезти в Остер к Довиду. Зусель не говорил ни звука. Евка удивилась, так как раньше Зусель без остановки громко молился и всех наставлял на свои правила.
Лаевская сказала, что Зусель в результате болезни чокнулся и сейчас совсем безответный. Евка спросила, можно ли считать, что Зусель онемел. Лаевская успокоила Евку утвердительно. И особо отметила, чтоб Евка на словах передала Довиду насчет неприкосновенности Зуселя для кого бы то ни было, особенно и в частности для Цупкого.
Евка немножко успокоилась, так как посчитала, что ее вранье ляжет на совесть Лаевской, а сам Зусель ничего против не заявит. Как было на самом деле — не важно. Важно, что Лаевская останется довольная и Хробак ничего не узнает хоть на данный момент.
Отрицательное отношение Лаевской к Цупкому, то есть ко мне лично, Евка давно заметила и почувствовала. Но на недоуменные вопросы Лаевская отмахивалась и смеялась: «Было дело».
Евка решила, что ладно.
И вот она доставила Зуселя в Остер.
Скоро свадьба с Хробаком. А тут я. И что теперь ей делать? Она мне все выложила с-под ногтей, потому что на Лаевскую особенно не надеется. Сегодня — одно, завтра — другое. Если у нас с Полиной контры, так она ни при чем. А получается, я сильно тяну за Суню, а если я за него потяну, Сима с Мироном кинутся к Лаевской, а Лаевская со мной играется в свои идиотские игры, и, наверно, тут без нее не обошлось. Полина ездила только что в Остер, сама рассказывала, вчера забегала и сообщила, что была у Довида и у Файды. И что я там был. И что я у Файды с Симой выпытывал про Евку. Вроде есть подозрение, что Евка свою родную сестру убила или являлась близкой пособницей. А Файда, как давний сожитель, вспомнил якобы старое и опять с Евкой крутит, и тоже замешан. А в результате может так получиться, что приплетут Суню каким-то боком и пойдут они все куда надо. Так что имеется ясная необходимость Цупкого укоротить. Вот через Зуселя они и укоротят.
Но только так Евка не согласная. Она никого не то что не убивала, а вообще. И чтоб я знал — она не виноватая. Если отдельно Суня что-то сделал — пускай и отвечает. Но за неправду отвечать Евка не будет. Каждый по отдельности пускай отвечает, а не всей кодлой. Она натерпелась с детства за всех разом, и больше в ней страха нету. То есть за всех — нету. А за себя лично — дело другое. За себя она, конечно, боится. Потому что Хробак. Жалко терять такой момент. Может получиться выгодный муж, хороший, с любовью, а годы уже не те.
И чтоб я прямо сказал, подозреваю я Евку в убийстве сестры или нет.
Я честно ответил, что нет, нет и еще раз нет. И что никогда таких мыслей не высказывал никому. Тем более — Лаевской.
Евка передохнула:
— Ну вот, конечно, Лаевская придумала. А с Суней разбирайтесь. Он взрослый человек. Он давно от меня отдельный.
Евка встала с дивана, подошла к зеркалу, расчесалась.
Губы намазала помадой, повернулась через плечико и спросила невинным голосом:
— Может, вы на самом деле Зуселя закапывали? Я вам правду, и вы мне правду. Чтоб мы остались квиты.
Что за люди?
Только что неприглядные слова рассказывала про собственную жизнь, аж захлебывалась. И тут же на себя в зеркало любуется. Тем более при постороннем мужчине. И устраивает провокацию при этом.
Я не выдержал:
— Ева, имей совесть. Я зараз уйду, тогда и прихорашивайся.
Про Зуселя даже вроде не заметил.
Она усмехнулась.
Я поднажал:
— Ева, а тебе не удивительно, что их никого уже нету?
— Кого? — рассеянно спросила Евка.
— Ясно — кого. Лильки, Малки. А ты — есть?
Евка застыла с открытыми губами.
Я наступал:
— Вот ты есть — и целиком в руках Лаевской. Понарассказывала мне целую корзину грязюки. Думаешь, я тебя от нее отгорожу? Рот ей заткну? А как? Какая у меня на нее управа? Любит она меня или не любит — пускай как хочет. А ты у нее на крючке. Ты одна-однисенькая у нее на крючке. И будет она с тобой делать что захочет. Сегодня — Суня, завтра — что ты сестру убила, послезавтра — что всех засудят. И будет тянуть свое. Одно другого непонятней. Если б хоть знать — для чего ей. Для чего, ты мне скажи. Вот вопрос. Выйдешь ты за Хробака. Успокоишься. Она — опять тут как тут. Учти, чем меньше рыбок на одном крючке, тем они лучше держатся. А если одна — так вообще насмерть зацепленная.
Евка машинально схватилась за свою помаду и опять завозюкала по губам. Получалось мимо и мимо.
Я подошел к ней сзади, приобнял за талию и шепнул в ухо, в то, что с царапиной:
— Ева, подумай. Пока Лаевская тебя держит, тебе покоя нету. Вся твоя жизнь у нее в руках. Хоть с Хробаком, хоть с кем другим. А держать она тебя будет до самой кончины. До смерти. Или своей, или твоей. А про Зуселя, так Лаевская разве правду когда говорила? У нее ж язык не повернется правду сказать. А ты распространяешь. Стыдно. Я к тебе с добром.
И пошел. Через дверь. Как положено.
Евка крикнула вдогонку:
— Подождите. Еще скажу.
Я вернулся. Стал в дверях вполоборота.
— Говори.
Евка замялась.
Потом вскинула голову и сверху процедила:
— А Лаевская говорила, что у вас с Лилькой было. И сильно было.
Я махнул рукой:
— Идите вы все до биса. Бабы дурные. Ты на своем крючке сиди, а меня не трогай. Не подцеплюсь.
С тем и ушел окончательно. И дверью не грюкнул. А если и грюкнул, так тише, чем надо б.
И хоть я проявил сдержанность, в душе у меня бушевала буря.
Успокаивало одно — в голове, что у Лаевской, что у Евки, царила полная каша.
Почему я нуждался в спокойствии? Потому что нервы у меня находились на пределе. Я переживал за Любочку, за детей. Довид с Вовкой и Гришкой не выходили у меня из сознания. Зусель опять же.
Правда, Зусель — особый разговор. Недоразумение. Но теперь недоразумение становилось во главу угла, и этим проклятущим недоразумением Лаевская тыкала мне в лицо.
И, конечно, Лилька Воробейчик. И то, что у меня с ней якобы было.
Я двинулся домой. Время близилось к пяти, и меня еще ждала Светка.
Хотелось переодеться в чистое. Нижняя рубаха под кителем взмокла. Ремень передавливал ребра, аж в сердце отдавало. Я нарочно перетянул еще туже на одну дырку. Не знаю для чего. Но нарочно.
Что Лаевская каким-то образом подключила к своим играм Светку, стало для меня ясно. Но за каким чертом Светка ей поддалась? Да хоть за платье в горошек. В талию. С вырезом. Как у покойной Воробейчик.