Никто из них не заметил, как Марина нетвердой походкой вышла из пристройки.

Она сразу увидела Сашу. Сестра лежала на замызганной куртке Керосина, прямо на бетонном полу, и Марина упала перед ней на колени.

– Сашок, – зашептала она, целуя холодный лобик девочки. – Сашок, все хорошо… мы сейчас убежим… не смей умирать, слышишь?!

Откуда-то снизу неожиданно раздался хриплый вопль:

– Нина! Нина!

Марина инстинктивно обернулась. Кто-то бился в дверь подвала, на петлях которой висел громадный замок. При каждом ударе он тихо звякал и подпрыгивал, как живой.

– Нина!!! НИНА!!! – визжал кто-то обезумевшим голосом.

Бух. Бух. Бух.

БУХ!

В какой-то момент Марина подумала, что сейчас петли вылетят и дверцы треснут, разлетевшись в щепки, а наружу вылезет заросший шерстью монстр с громадными когтями.

– Потерпи, Сашок, – прошептала она, бережно поднимая на руки сестру.

Саша не реагировала. Ручки и ножки девочки, странно белеющие в сумерках подвала, висели, как увядающие цветы из корзины.

– НИНА!!!!! – хрипели в подвале. – НИНА!!!!!!!!!!!!!

Толкнув босой ногой ворота, Марина вышла наружу. Подошвы тут же обжег хрустящий снег, но девочка не обращала на это внимание.

В одной футболке, с ног до головы забрызганная кровью, она, спотыкаясь, пошла прочь, крепко прижимая к себе сестру.

* * *

К тому времени, когда «УАЗ» добрался до Еросьино, метель окончательно стихла. Угомонился и беспокойный ветер, после чего наступила прозрачно-звенящая тишина, дремотное состояние которой нарушал лишь кашляющий хрип двигателя, давно требовавшего капитальной переборки.

Ольга с тоской оглядела приземисто-сонные домики, утопающие в густых сугробах. Практически ни в одном из них не горел свет. Близилось утро, а результатов ноль, и это повергало женщину в пучину безнадежного отчаяния. Она пыталась строить робкие надежды, что, вероятно, Марина с Сашей все же вернулись домой к Марии, в свою временную семью, но безжалостный внутренний голос сметал эти хрупкие предположения, словно вихрь карточный домик.

«С ними что-то случилось», – скреблось где-то рядом с сердцем, и женщина сжимала руль с такой силой, что белеющие костяшки пальцев начинали ныть от боли.

С тихим скрипом автомобиль притормозил у небольшого съезда. Никаких указателей, вокруг бескрайнее снежное поле, лишь у самого горизонта темнела полоска заброшенных гаражей.

Собственно, указателей и не требовалось, Ольга знала эту местность, они как-то приезжали сюда с Володей, ее покойным мужем. До перестройки здесь было автобусное депо и ремонтная мастерская, но после девяностых там все обезлюдело, превратившись в место для сборища маргиналов и молодого хулиганья.

«Ехать или не ехать?» – размышляла она, всматриваясь в безбрежно-сонное поле. Кипенно-белый снег лежал идеально ровным слоем, издали вызывая ассоциацию с застывшим океаном.

«Проверю», – решила Ольга.

– Если там ничего нет, поеду обратно в квартиру, – вслух промолвила она, включая первую передачу.

Недовольно фырча и скрипя шестеренками, «УАЗ» медленно покатил по неровной дороге.

До гаражей оставалось чуть более двух километров.

* * *

Светало.

Спотыкаясь и скользя по смерзшемуся снегу, Марина продолжала идти.

«Только не останавливаться. Только не останавливаться и не упасть», – твердила себе девочка, глядя вперед. Ресницы покрылись инеем, ноги и руки окоченели, и она постепенно переставала их чувствовать. Безумно хотелось согреть дыханием руки, но тогда пришлось бы положить Сашу на снег, а она не хотела этого.

Прошло и так слишком много времени, пока ее сестра лежала в ледяном гараже.

– Сашок, не дрейфь, – с усилием проговорила Марина. – Мы еще им всем покажем… Вот только… – она зашлась в сухом, отрывистом кашле, – вот только выйдем на дорогу… и нас подберут хорошие люди…

Саша молчала.

Марина упорно шла вперед. Она неожиданно поймала себя на мысли, что к двум предыдущим «не останавливаться» и «не упасть» почему-то самопроизвольно добавилось третье «не».

Не оглядываться.

Все мосты сожжены, как говорил их покойный папа.

Она шла, качаясь от тяжести сестры, но чей-то чужой голос тихо шелестел, и этот отвратительный шелест был похож на шорох жутких пауков:

«Обернись. Обернись, и ты увидишь, как за тобой идут… Идут, чтобы вернуть вас в гараж… а заодно наказать за то, что ты сделала с их другом…»

Легкие начало покалывать, хриплое дыхание со свистом вырывалось сквозь сжатые зубы Марины.

Перед глазами, расплываясь и подрагивая, мерцало темное пятно, и девочка не сразу сообразила, что это брошенная Лехой машина. Та самая, в которую они сели вчера вечером…

– Уже близко, – пробормотала Марина, крепче обхватывая тельце Саши. – Слышишь, Сашок?

Она опустила глаза, чувствуя, как ее глаза наполняются горячими слезами: лицо Саши было белее снега, а губы из лиловых стали фиолетовыми.

– Сашок, – всхлипнула она. – Сашок, это я! Это я, твоя сестра! Открой глаза, милая!

Внезапно нежные, полупрозрачные веки Саши затрепетали, словно крылья крошечной бабочки, и она подняла веки.

Изможденное, покрытое синяками и кровью бледное лицо Марины озарилось от счастья.

– Сашок! – торопливо заговорила она. – Все отлично! Только держись, ладно?

Губы младшей сестры дрогнули.

– Ма… – шепнула она. – Мама.

– Да! – едва не крикнула Марина. Она споткнулась и, потеряв равновесие, упала на колени, больно ударившись о твердую, как асфальт, льдышку. – Да, мы идем к маме! И к папе!

– Дядя Боря, – едва слышно произнесла Саша, и ее ротик раздвинулся в слабой улыбке.

– Конечно, дядя Боря, – хрипло дыша, поддержала сестру Марина. Ей удалось подняться на ноги, и она двинулась дальше. Руки онемели и тряслись от напряжения, но девочка и не думала об отдыхе.

Не останавливайся.

Не упади.

Не останавливайся.

И не оборачивайся…

Перепачканные кровью уши ослика, которого продолжала держать Саша, мягко покачивались в такт движению.

– Сашок, давай споем песню? – дрожа от холода, предложила Марина. – Давай про день рождения? У тебя ведь через два месяца день рождения, Сашок! Ты же не забыла? Мы приготовим пирог! Яблочный пирог, Сашок!

Саша безмолвствовала.

– …у меня для тебя сюрприз, – продолжала говорить Марина, со страхом понимая, что слышит свой голос словно издалека, будто принадлежавший совершенно чужому человеку. – А уж какой тебе сюрприз сделает папа! Я имею в виду дядю Борю! Уверена… что ты обрадуешься! Ты ведь хотела друга для своего Тима? Сто процентов, у тебя будет второй ослик! Сашок! Давай споем песню!