– Пайк! Пайк, не уходи! – канючил Керосин, торопливо выползая следом. Из глаз градом катились слезы. – Мы же договорились!

– Отбой, – коротко бросил Пайк, и безмолвный толстяк, понятливо кивнув, принялся закрывать дверцы «Газели».

«Заяц» обернулся, с отвращением взирая на наркомана.

– Тебе повезло, что я тут проездом. Еду, знаешь ли, за одной старушкой. Да-да, Мистер Говняжка. Есть любители выдержанного мяса. Да и географические масштабы нашего бизнеса увеличиваются, клиентская база постоянно пополняется. Теперь что касается тебя. Обычно, если происходит подобное, я ставлю партнера на штраф. Но с тебя, как я погляжу, кроме вшей, взять нечего.

– Пайк, дай хоть дозу… – прохрипел Керосин. Трясущиеся пальцы хватали грубые, перепачканные слякотью ботинки «зайца», но он отступил назад, затем с силой двинул наркоману в лицо, выбив очередной зуб.

– Ты похож на задроченный х… – сказал Пайк, отстегивая ремень. – Который прищемили дверью, дали пожевать дворняге, окунули в кипяток и положили сушиться на батарею. Больше не звони мне и удали мой номер.

– Я просил… купить… в аптеке… – Голос Керосина напоминал хриплый птичий клекот.

– Это к Чингизу. Я дурью не торгую, – качнул головой Пайк, усаживаясь в «Газель».

Толстяк повернул ключ зажигания, заворчал еще не остывший двигатель.

– Не хватало, чтобы старина Пайк, словно курьер, развозил ширево всяким упоротым пидормотам вроде тебя, – добавил «заяц».

– Пайк… Ты говорил… про документы, – Керосин с трудом выплевывал слова, будто осклизлые комья грязи. – У меня… есть… Вторая Красноармейская улица… дом четыре… ключи вот… в куртке… сейчас дам… там паспорт… тетка… то есть бабка… шестьдесят два года… Только она лежачая…

Пайк открыл окно, с интересом слушая окончательно выбившегося из сил наркомана.

– Ты же сам сказал… есть клиенты, – уже безо всякой надежды прошептал Керосин.

– Есть, – подтвердил Пайк. Он глядел на Керосина с каким-то веселым изумлением, словно перед ним выступал дрессированный суслик, выделывая забавные коленца. – А кто эта чудесная лежачая бабушка? Случаем не твоя мама?

Керосин молчал, лишь хрипло дышал и бессмысленно вращал обезумевшими глазами, белки которых были сплошь пронизаны кровяной сеткой.

– Значит, твоя, – кивнул Пайк. – Нет, лежачие старушки сейчас не в тренде.

– Дай хоть что-нибудь, сука! – брызгая слюной, завопил Керосин, и Пайк улыбнулся, выплюнув на грязный снег жвачку:

– Лови. Большего ты не стоишь.

Фыркая и чадя едким дымом, «Дон-Пончо» уехал прочь.

Керосин, распластавшись, лежал прямо на утоптанном снегу и истошно выл в яростном бессилии.

Все пропало.

Все.

Теперь Чингиз распилит его пополам и кинет в канализационный люк.

А может, отрежет пальцы, как тому бедному парню. Или сожжет заживо.

«Сапог», – едва слышно шепнул чей-то незнакомый голос, и наркоман встрепенулся.

Да, Сапог.

Все началось из-за этого чертового зэка. Сапог-Х…г, мать его. Это он во всем виноват! Порешал бы вопросы с Чингизом, и не было бы этого дерьма!!!

А еще эта мокрощелка с топором…

Кровь на ногах… Все верно, Пайк, скорее всего, прав.

И когда ее успели «вскрыть»?!

– Я убью вас, твари, – прошипел Керосин, исступленно кроша пальцами здоровой руки смерзшиеся комки снега. – Зарежу, как свиней.

Он медленно поднялся на четвереньки и, изнемогая от напряжения и усталости, заковылял в гараж. Отыскав на одной из полок длинное шило, Керосин посмотрел на дверь.

«Вы готовы сдохнуть?» – мысленно спросил он, и звериная ухмылка непроизвольно растянула его разбитый, в запекшейся крови рот.

В это же самое мгновенье наверху раздался преисполненный ужаса крик.

* * *

Стараясь ступать неслышно, Марина призрачной тенью вплыла в комнату. Свет был выключен, и она мысленно порадовалась этому.

При всем жгучем желании отомстить, все естество измученной девочки противилось тому, чтобы ее глаза запечатлели момент справедливого возмездия.

В двух шагах от нее, на плоском как блин, заляпанном ее собственной кровью матрасе лежал он. Точнее, она. Двуногая тварь, которая за одну ночь изменила жизнь Марины Титовой, четырнадцатилетней девочки, по сути, еще малолетки. Вся вина которой заключалась в том, что ей не хватило шести рублей для оплаты проезда и она с сестрой заблудилась по дороге домой…

Леха дремал, натянув истрепавшееся одеяло до носа, и даже несмотря на обволакивающе-липкую темноту, Марина была уверена, что способна разглядеть каждую морщинку на небритом лице пьяного подонка.

Босые подошвы передвигались с тихим шорохом, не отрываясь от пола. Девочка буквально скользила по занозистым доскам, занося над головой топор. Он был ужасно тяжелым, отчего руки слегка дрожали, но Марина лишь закусила губу, мысленно приказывая себе идти до конца.

Потому что если она не начнет действовать сейчас, живым им отсюда не выйти. Ни ей, ни Саше. Она с ужасающей отчетливостью поняла это еще тогда, когда снимала с сестренки мокрые колготки.

И как только Марина разберется с этой тварью, валяющейся на окровавленном матрасе, она обязательно найдет Сашу.

Девочка подобралась практически вплотную к спящему, как внезапно одна из половиц предательски скрипнула, и Леха сонно приоткрыл глаза:

– Это ты? Где вода?

По коже горячей волной прошла крупная дрожь, и Марина без единого звука опустила топор на мужчину. Она целила в шею, но Леха в последнюю долю секунды словно почувствовал что-то неладное и приподнялся, чуть повернув голову в сторону. Лезвие вошло в лицо вертикально, как нож в воздушный торт, оставив глубокую рубленную рану от лба до подбородка. Пузырясь, хлынула кровь, в темноте казавшаяся жидкой грязью.

Леха заверещал от страха и нестерпимо рвущей боли. Судорожно скинув одеяло, он поднялся на ноги, орошая пол кроваво-алым дождем. Попытался руками нащупать рану, пальцы влезли в оголенный хрящ – все, что осталось от носа, и Леху обуял неподдельный ужас, тут же сменившийся бешенством.

Марина отступила назад, испуганно глядя на пошатывающееся существо с разрубленным наполовину лицом.

– Ии…к. Блядь, я убью тебя! – отхаркивая кровяные кляксы, взревел Леха. Язык высовывался, как пиявка, словно пытался поймать льющийся поток крови. Рассеченные губы разошлись в стороны, обнажая влажно-розовые десны, глаза застилал багряный туман. Он сделал неуклюжий выпад вперед, кулак вскользь задел голову Марины, и она, вскрикнув, упала, но топор в руке сумела удержать. Массивный перстень на среднем пальце мужчины рассек ей бровь до кости, по щеке девочки заструилась кровь.