Он подъехал к поликлинике, где работала Оксана, и долгосидел в машине, не в силах собраться с духом. Он мысленно репетировал свойразговор с ней, убеждаясь, что она все еще волновала его. Время шло, а он всесидел в машине.

Вдруг он увидел, что Оксана выходит из здания поликлиники.Леопольд Казимирович не видел ее уже три года, и то ли разлука так на негоповлияла, то ли она действительно расцвела и похорошела за эти годы, но красотаэтой женщины сохранила ту волнующую вульгарность, какой-то слишком яркий, почтидикарский оттенок, который необыкновенно волновал утонченного ЛеопольдаКазимировича, всегда гордившегося изысканным вкусом. Оксана быстрым летящимшагом подошла к припаркованной у тротуара иномарке. Дверца открылась, она селав машину.

Леопольд Казимирович не разглядел того, кто сидел за рулем,но не сомневался, что это был мужчина. Им овладело безудержное желаниевыследить своего счастливого соперника, разузнать о нем что-нибудь скверное,грязное. Он забыл уже, что ехал сюда только для того, чтобы поговорить сОксаной о пропавших записях, уличить ее во лжи и воровстве и главное — выяснитьее планы относительно офортов. Теперь им двигала только ревность, а точнее —уязвленное мужское самолюбие. Он поехал за иномаркой. Довольно скоро машинаостановилась, Оксана вышла и направилась к магазину, а иномарка поехала дальше.Движимый неясным чувством, Гржемский поехал следом.

Они приехали на Петроградскую сторону, недалеко от площадиЛьва Толстого иномарка остановилась возле большого жилого дома. Из машины вышелседоватый мужчина лет сорока с небольшим и вошел во двор. Гржемский остановилсвою машину во дворе и задумался. Это был тот самый дом, где жил покойныйПримаков, владелец злополучных офортов. Значит, мужчина из иномарки увел у негоне только Оксану. Он хочет и офорты у него увести! Ну уж дудки! ЛеопольдКазимирович решил помешать ему во что бы то ни стало. Просто невероятно, какему повезло сразу же вычислить этого неприятного типа!

Пока Гржемский сидел в машине и обдумывал свои дальнейшиедействия, на сцене появился новый персонаж.

К подъезду подошел хорошо одетый господин (Гржемский сразуже, ни секунды не колеблясь, мысленно назвал его «господином», а не «мужчиной»или «молодым человеком»). Этот господин прочитал номера квартир на подъезде,справился с адресом, записанным в маленьком элегантном блокноте, и непривычновежливо, без явно выраженного акцента, но с неуловимо иностранными интонациямиобратился к сидящим у подъезда традиционным старухам:

— Простите за беспокойство, но не знает ли кто-нибудьиз вас… гражданина Ильичевского из семнадцатой квартиры?

Вежливость незнакомца вызвала у старух настороженныйинтерес, но поскольку в наше время шпионов не боятся, а скорее ждут от нихспонсорской помощи или еще каких-нибудь жизненных благ, старухи пошли наконтакт и ударились в воспоминания.

— Ильичевский… Да, что-то знакомое. Митревна, может, тыпомнишь, ты, почитай, с самой войны тут безвыездно живешь…

— Так это, кажись, Иван Игнатьич, что из органов.Точно, он ведь как раз в семнадцатой жил.

Гржемский напрягся, весь превратившись в слух и вместе с темстараясь ни одним звуком, ни одним движением не выдать своего заинтересованногоприсутствия, рассчитывая на то, что никто обычно не обращает внимания начеловека, тихо сидящего в закрытой машине, его воспринимают как неодушевленныйэлемент пейзажа.

Напряженное внимание старого коллекционера вызвала фамилияИльичевский.

Он на всю жизнь запомнил старую канцелярскую папку сзавязками, на которой круглым отчетливым почерком было написано «И. И.Ильичевский. Протоколы». Эту папку положил ему на стол восемь лет назадподозрительный старик Примаков. Он развязал матерчатые завязки, открыл папку, иЛеопольд Казимирович утратил покой. В этой папке лежали те самые офорты. Итеперь все вставало на свои места. Неизвестный ему И. И. Ильичевский работал ворганах. Все знают, как много бесценных сокровищ прилипло за годы репрессий к«чистым рукам» чекистов.

К рукам Ильичевского прилипли, может быть, среди многогодругого, офорты Рембрандта. Ильичевский и Примаков жили в одной квартире, иофорты попали в руки Примакова скорее всего после смерти старого чекиста. Хотя,может быть, Ильичевский послал соседа к нему, Гржемскому, чтобы узнать истиннуюценность офортов. Это можно уточнить, выяснив дату смерти Ильичевского.

Узнавать эту дату Гржемскому не пришлось — дотошная Митревнавспомнила, порывшись в памяти:

— Иван-то Игнатьич из семнадцатой давно помер, еще пристарой власти, при советской то есть… Когда же это было… аккурат, когда Анжелкаиз двенадцатой негритенка родила…

Такое яркое событие помнили все присутствующие и совместнымиусилиями установили, что случилось это в восемьдесят четвертом году. Значит,Примакову офорты достались после смерти Ильичевского.

Старухи между тем продолжали конференцию:

— Иван Игнатьич серьезный был мужчина, солидный. А выкак бы на него маленько на внешность смахиваете. Вы ему, случаем, неродственник ли какой будете?

В последнем вопросе прозвучала уже традиционнаяотечественная подозрительность. Элегантный господин пробурчал в ответ что-тонечленораздельное и поспешил ретироваться. Леопольд Казимирович чуть .выждал итронулся за ним следом. На улице иностранца ждало такси. В этот день Гржемскомуприходилось все время кого-нибудь преследовать. На этот раз пришлось ехатьнедалеко — такси высадило элегантного господина около гостиницы «Санкт-Петербург».Гржемский поспешил за ним в холл гостиницы. Импозантный швейцар, в прежниевремена зорко следивший, чтобы посторонние не проникали в гостиницу, не положивчто-нибудь ощутимое ему в карман, теперь стоял у дверей просто как украшениеинтерьера. Леопольд Казимирович подошел к стойке портье, как толькоинтересовавший его господин отошел от нее с ключами.

— Будьте любезны, — обратился он к девушке застойкой, — этот господин, который только что отошел от вас, — яаккредитован на одной с ним конференции по… астроирригации, но нас непредставили друг другу, — скажите, его фамилия, кажется, Моррис?

Чтобы придать большую убедительность своему вопросу,Гржемский пододвинул к девушке сложенную вдвое двадцатидолларовую купюру.Девушка взглянула на купюру пренебрежительно, но купюра тем не менее бесследноисчезла и ответ последовал, хотя интонация была такова, что старый коллекционерпочувствовал себя бедным просителем.

— Никакой не Моррис, это мистер Алекс Ильичевски изтриста шестого номера.

Гржемский сдержанно поблагодарил ее и наконец отправилсядомой.

Дома он набрал номер телефона гостиничного коммутатора ипопросил соединить с мистером Ильичевски из триста шестого номера.

Мистер Ильичевски вежливо поздоровался по-английски, ноЛеопольд Казимирович в эти игры играть не собирался и спросил на чистомрусском: