Позже, когда вместе с капельницей я спускаюсь вниз, моя ортопедическая грудь привлекает внимание людей в коридоре. В больничном кафетерии меня дожидается съемочная группа KWF – Голландского общества по борьбе с раком.

“Вы действительно превратили это в целую историю”, – говорит Инге, которая просит меня привлечь внимание к проблеме, чтобы крупнейший онкологический фонд Нидерландов смог заполучить еще больше доноров. И тут я снова играю роль гламурной пациентки. Они считают, что парики – самая интересная часть моей истории, с чем я соглашаюсь. Мне не нужно много работать, просто пройтись по больничным коридорам, зажечь пару свечек в часовне, попрощаться с моим старым отделением и улыбнуться во время химии. Просто, но ужасно неловко, будто я уже больше не пациент.

Женщина-оператор заканчивает работу раньше, чем я думала, и оставляет меня с сестрами и другими пациентами. Я немного болтаю с соседкой о том, как теряла волосы и как они отрастают, а разговор мы заканчиваем словами, что надеемся больше никогда не встретиться. Это, наверное, самое приятное и удачное завершение разговора для амбулаторной клиники.

Доктор Л. принимает шоколад с теплой улыбкой. Беспорядок не только на его столе – на полу покосившимися башнями высятся стопки историй болезни. Он извиняется за бардак и награждает меня фирменным рукопожатием. Мы обсуждаем мои анализы крови и следующий визит. Атмосфера уже совсем другая. Я здесь не потому, что надеюсь, что он вылечит меня, а потому, что надеюсь, что вылечилась и больше никогда не приду сюда снова. Мои анализы хорошие, следующий визит – обычная рутина. Я радостно сообщаю доктору Л., насколько мне лучше. Что я немного прибавила в весе и чувствую, как ко мне возвращается энергия. Что я точно знаю, что рака больше нет.

– Так что, уже пора вынимать катетер? Разве не надо его еще подержать, просто на всякий случай?

Доктор Л. качает головой.

– Вам же лучше, правда? Вы поправились.

Мы молчим минуту, а потом поднимаем головы и начинает говорить одновременно. В его глазах, как и в моих, проносятся мысли. Позади нас так много колебаний и нервов. Так много консультаций и разговоров, приведших нас к этой точке.

Он произносит то, чего я боюсь: “Я буду по вам скучать”.

Комок в горле. Ничего, кроме теплоты, к доктору Любимчику я не испытываю.

* * *

После капельницы я чувствую себя прекрасно. На улице вместо такси я сажусь в трамвай. По пути домой захожу купить книг и кофе. Мне хотелось прочесть роман Рэя Клууна “Пока мы рядом”, с тех пор как Шанталь убеждала меня, что в книге больше драмы, чем сенсации. Клуун написал лучшую в мире книгу о раке, о том, как умирала его жена, а он сам, пытаясь справиться с бедой, погряз в изменах и вечеринках. Понятно, почему у него так много врагов в лице жительниц Амстердама. На обложке – пара обуви. Женские кроссовки. Не знаю почему, но я уверена, что они мне знакомы. С Клууном под мышкой я захожу в Finch. Уже почти пять, на Ноордермаркт становится многолюдно, и я с радостью слежу за суетой и суматохой вокруг. Сейчас, когда закончилась моя последняя химия, все это звучит и выглядит совсем иначе.

Я сижу в кафе, пока одежда не пропитывается табачным дымом и запахом пива, по утрам выбираюсь из постели, чтобы пойти с Аннабель на пилатес, сплетничаю с друзьями. Я вернулась.

Сейчас, когда закончилась пятьдесят четвертая неделя и доктор Л. в последний раз пожал мне руку, я больше не больна. Сегодня я писательница. Это гораздо лучше изучения экономических формул на меловой доске ради будущего, которого у меня может и не быть. Мне сказали, что я поправилась, но я все еще не могу в этом окончательно увериться. Покуда я не уверена в завтрашнем дне, я не возвращаюсь к тому стилю жизни, когда годами могла обдумывать свои несбыточные мечты. Лучше уж я буду писать о дне сегодняшнем.

Я начинаю делать заметки. Мы с ноутбуком хорошо друг друга дополняем. Утром я просыпаюсь и немного пишу. Завтракаю, и у меня появляются кое-какие идеи. Ложусь в постель и пишу еще немного. Слова все прибывают. Я пишу день напролет. Кажется, что это мне суждено, что так и должно быть. Я с легкостью перешла из одного мира в другой.

Идет снег, снежинки переливаются за моим окном тысячами искр. Одетая в черное платье и очень тонкие колготки, которые после первой же носки порвутся быстрее, чем плотные, я забираюсь в незнакомый автомобиль. Дискотечный блеск и яркие парики. Повод – запуск новой лодки для вечеринок в индустриальном районе Амстердама, хорошая тема для репортажа. И это вечеринка париков, что для меня еще и лучше. На моем кавалере – Галстуке – полосатый бархатный костюм. Мои длинные светлые волосы вряд ли сегодня кого-то впечатлят, все эти сумасшедшие прически поражают воображение, пришедшим со смехом вручают парики. Розовые кудри, белые струящиеся локоны, черные афро.

На сцене среди потных любителей вечеринок Галстук подходит и встает рядом со мной, очень близко. Мое тело обтянуто платьем из тонкого трикотажа, плотно облегающего бедра. Волосы Бебе бешено летают вокруг меня, а мои губы подпевают музыке. Я чувствую себя свободной, тем более зная, что Робу не принадлежит ни одной частички Бебе. Рука Галстука медленно проводит вниз по моей спине, а затем снова поднимается наверх. Это повторяется несколько раз, пока я не оборачиваюсь и не смотрю пристально прямо в голубые глаза. Это наше время. Он становится более настойчивым. Его рука спускается все ниже, и вот он уже игриво проводит пальцами вокруг моего пупка. Одно движение, и я вся покрываюсь мурашками. Еще одно, и я полна непреодолимого желания. Мы смотрим друг на друга и хотим одного и того же. Его теплая рука проскальзывает в мою, и мы исчезаем. Прочь от танцпола, прочь от потных тусовщиков. Начала я этот вечер как Бебе, а заканчиваю как Чиччолина – светлый парик, в котором больше секса, чем стиля, мне дарят в качестве сувенира.

– Хочешь зайти на посошок? – спрашивает он меня. На часах – час ночи.

– А ты нальешь мне чашечку чаю? – спрашиваю я, радуясь тому, что не надо расставаться с ним прямо сейчас. Мы карабкаемся вверх по длинной крутой лестнице – я делаю все возможное, чтобы не споткнуться на высоченных каблуках, – и проходим мимо ванной в темных тонах и спальни в кухню. Я притормаживаю, чтобы поправить незнакомый парик.

– У меня есть только шиповник, – Галстук явно не любитель чая. Пока мы ждем, когда закипит чайник, кухню электризуют многозначительные взгляды. А в следующий момент его губы уже на моем лбу, щеках, осторожно продвигаются прямо к губам. После нескольких часов напряжения мы наконец целуемся и не хотим друг друга терять. Мне нужно больше – еще больше губ, рук, особенно рук. Мы исчезаем в соседней комнате. Его губы медленно продвигаются все ниже. Его пальцы осторожно проскальзывают внутрь. Я шумно дышу, мое тело извивается. Мы занимаемся любовью, и я хочу расслабиться полностью, но не могу. Я вижу иголки, белые халаты, доктора Л., а затем и Роба. Слеза течет по моей щеке, а потом по руке. Я думаю о Робе и о том, что между нами было. Ничего похожего я сейчас не испытываю.