— Именно. И тогда, если только убийца не его мать, ребенок может оказаться в опасности, потому что его появление слишком невыгодно для Агнессы, Леонида и Аллы Дмитриевой. Но обратите внимание: Агнесса и Леонид остаются при своих долях, доставшихся им после смерти родителей. А вот Дмитриева в этом случае претендовать ни на что не может.

— Вот это закрутилось, — присвистнул Никита.

— Да уж, казуистика, — кивнул Илья. — Так что, перетряхиваем каждого из них? А Каргина-Барановского тоже брать за жабры? У этого вроде явного мотива нет.

— Ладно, его я сам перепроверю, вам работы хватит. И еще у меня одна ниточка. За некоторое время до гибели Владислава картинами настойчиво интересовался некий любитель живописи Артур Генрихович Угаров.

— Знакомая фамилия. — Илья скривился. — Это тот Угаров, что владел сетью казино в Петербурге?

— Да, а теперь отстроил игровой комплекс в «Азов-Сити» и в наших краях активной деятельности не ведет, — подтвердил Мирошкин. — Угаров через посредника связывался с представителем Барановских, и, как и всем прочим, ему было отказано. О том, что против именно Владислав, Угарова простодушно известил тот же представитель Барановских.

— Секундочку. Семейный адвокат сказал, что из всех собственников только Владислав возражает против продажи? — недоверчиво переспросил Никита.

— Именно.

— Тогда это правда тянет на версию. Если такому типу, как Угаров, что-то понадобилось, он вполне мог устранить помеху.

— Вот-вот. А теперь, орлы, за дело. Завтра в четыре семейство Барановских собирается на квартире Владислава. Думаю, было бы неплохо застать всю компанию, только идти нужно не с пустыми руками. Времени в обрез. Действуйте, а я займусь Леонидом и Угаровым.

Ребята вышли. Мирошкин взглянул на папку с делом 1976 года и решил, что сначала покончит с ним, а потом уже примется за Каргина-Барановского с Угаровым.

Ленинград, 1976 год

— Мама, почему ты плачешь? Из-за папы, да? — Ася, полненькая, курносая, очень похожая на отца, суетилась вокруг матери. — Мама, он же все равно с нами не жил. Какая нам разница, мы же его почти не видели, мам! Он все равно на тете Ларисе женился!

— Что ты говоришь, глупая! Это же твой отец! — Наталья Барановская подняла заплаканное лицо. Сейчас, с опухшими глазами и красным носом, она была совсем не такой красивой, как всегда. Ася с удивлением поняла, что зареванная мама ей больше нравится, чем безупречная красавица, какой она видела ее всегда.

Да, мама была красива, а Ася нет. От этого было очень обидно, а то, что она была похожа на отца, знаменитого композитора, злило еще больше. Отец бросил их ради другой семьи и совершенно ими не интересовался. А теперь он умер — и ладно, пусть о нем другие волнуются. Владька с матерью, например.

— Мне все равно. Я его не знаю. Дядю Игоря я больше люблю. — Дядя Игорь был маминым знакомым, часто бывал у них и очень нравился Асе, потому что приносил ей то шоколадки, то мороженое. Некоторые мамины подруги удивлялись, почему мама не выходит за него замуж. Ася тоже удивлялась. Ей дядя Игорь нравился.

— Асенька, да ты с ума сошла — так о папе говорить! И потом, ты что, не понимаешь, как нам теперь будет тяжело? Ты что же думаешь, что все твои платья, шубки, сапожки я в магазине покупаю? Это папа нам привозил! А продукты? Где мы будем теперь доставать продукты? А отдых? А билеты в театр? А все это? — Мама вскочила и нервно взмахнула рукой, указывая на коттедж, на книги, на портативный магнитофон «Шарп», подарок Асе от отца за отличную учебу. — Отец заботился о нас. И не бросал он нас, это я, дура, своими руками жизнь себе разрушила. Лариса, бессовестная, сама ему на шею бросалась, меня на развод провоцировала. Мне бы промолчать, сделать вид, что ничего не замечаю, — он бы ее сам бросил. А я, гордая, видишь ли, скандал закатила, дверью хлопнула, вот она и не растерялась! Сама все разрушила!

Мать металась по комнате, как будто перестала ее замечать.

— Я столько лет с рождением ребенка тянула! Не хотела, чтобы Юру от музыки шум-гам отвлекал. А эта нахалка не успела из ЗАГСа выскочить — сразу родила, чтобы к себе покрепче привязать. Какая же я была глупая! И как мы теперь жить будем?

Мама упала на стул, запустила пальцы в свои роскошные волосы и принялась реветь так, как ее, Асина, мама никогда реветь не могла. От ужаса Ася забилась в угол.

Наталья Романовна всегда была чуть холодна, несколько высокомерна и полна достоинства. Для Аси она была идеалом красоты, элегантности, ума, аристократизма. Девочка, не отличавшаяся ни красотой, ни талантом, глубоко переживала собственную ущербность. Будучи дочерью выдающихся родителей, она умудрилась не унаследовать ни красоту матери, ни талант отца. Сейчас ее мир рухнул окончательно. Оказывается, мать вовсе не так горда и независима, как это представлялось, а отец не равнодушный подлец, бросивший их на произвол судьбы, а заботливый и щедрый. Ася морщила от натуги выпуклый отцовский лоб, пытаясь осмыслить свалившиеся на голову открытия.

— Боже, да мы даже наследство никакое не получим! — Мама подняла заплаканное лицо. — Юра сберкнижки всегда на предъявителя оформлял, мы ничего не докажем! Квартира со всем содержимым тоже Лариске достанется. Вся коллекция, все! Завещания ведь наверняка нет. Этой хитрой дряни достанутся миллионы! Наши, твои деньги, твое наследство! Вот именно, наследство, — словно очнулась она. — О коллекции известно половине Ленинграда, она создавалась до рождения Юры и является собственностью семьи, значит, и твоей. Я найму адвоката, мы будем бороться. И вообще, — встрепенулась Наталья Романовна, — убийца не имеет права наследовать жертве. А ведь абсолютно ясно, кто убил Юру!

Она решительно встала, откинула с лица волосы и критически осмотрела в зеркале опухшее лицо.

— Ужас. Ася, принеси лед. Хотя постой, ничего не надо. — Мама прошлась щеткой по волосам, достала из сумочки чистый носовой платок и, велев Асе никуда не выходить до ее возвращения, поспешила на поиски следователя.

— Александр Владимирович, к вам гражданка просится, первая жена убитого Барановского. Барановская Наталья Романовна, — доложил лейтенант Смородин. — Такая дамочка!

Наталья Барановская действительно была дамой роскошной. Высокая, стройная, в модных босоножках на деревянной подошве, которые в народе называют «сабо», с пышной копной каштановых волос и необычными фиалковыми глазами. Даже заплаканное лицо ее ничуть не портило. Она сидела перед майором, напряженно сжав руки, с безупречно прямой спиной.

Следственная группа расположилась в кабинете директора Дома творчества композиторов. Наталья Барановская смотрела в высокое окно директорского кабинета и молчала. Здесь, перед этим человеком в безликом костюме, она растерялась. Еще несколько минут назад идея казалась ей замечательной — обвинить в убийстве мужа, открыть, так сказать, глаза следствию. Да, она все еще в мыслях называла Юру мужем. Все-таки одиннадцать лет прожили, не шутка.