Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Есть в материалах «Дела Таганцева» и «Список врачей».
В нем аж 40 человек. Странная традиция на Руси. Никого так не обожают, как медиков, никого так не боятся, как врачей, никого так не преследуют, как людей в белых халатах. Может, традиция сия идет еще от языческих времен, когда врач был, как правило, колдуном (вернее — врачеванием занимались колдуны, ведьмаки). А может, со времен Петра I, когда таинственных, приехавших из «неметчины» иноземных медикусов поджигали видевшие в них алхимиков и антихристов православные россияне. Во всяком случае, спустя три десятилетия «Дело убийц в белых халатах» не было так уж неожиданно с профессиональной точки зрения (национальный аспект этого дела — тема отдельного разговора). И еще один «документ истории» — очередная резолюция эксперта:
«Из списка врачей знаю немногих. Думаю, что список этот очень велик. Если сведения от тов. Первухина, то надо иметь в виду, что он вообще слишком строг. Надо сократить число, выбрав самое необходимое».
И опять жизнь людей зависела не от строгости соблюдения закона, не от степени их проступка, а от явных случайностей — «ужалила» эксперта язва как раз в момент прочтения списков, а то и вульгарный гастрит отрыгнулся, и задумался он над тем — как же это, большой город без квалифицированных врачей оставлять. Опять же, сыграла роль репутация тов. Первухина — оказывается, он вообще излишне строг в своей работе и известен склонностью завышать число репрессированных. Так что если сведения от него — не грех бы списочек сократить. И оставили в списке «самое необходимое». Так, чтобы и совсем не оставить без врачей лесоповал. Все-таки профессия «контрреволюционная»...
Словом, время было жестокое, не благоприятствовавшее представителям гуманных профессий.
Как штрих к портрету той жесткой и жестокой эпохи — фрагмент из письма французского подданного Э. В. Бажо, привлеченного к «Делу» о «Петроградской боевой организации» в качестве руководителя смежной организации» — «Белогвардейского заговора» 1919 г.:
«...к несчастью, здесь царит и применяется террор, за малейшее действие арестуют, социальной свободой пользуются только большевики и сочувствующие, ... арестовывают всеми семьями, стариков, женщин, детей, тюрьмы переполнены...» — писал Э. Бажо директору канцелярии Министра иностранных дел Франции Эмилю Бюре. Но, поскольку вскоре был арестован, письмо до адресата не дошло и на долгие десятилетия прилегло в папках «Дела о «Петроградской боевой организации».
«Белогвардейский заговор 1919 г.» — еще одно сфабрикованное дело, но о нем как-нибудь в другой раз. Предмет данного исследования — «Дело Таганцева». К нему я и вернусь в заключительном очерке.
Историческая интермедия. Документ
Из письма известного русского писателя А. Амфитеатрова В. И. Ленину, опубликованного в газете «Последние известия» от 3 сент. 1920 г.
«Я был бы Вам безгранично обязан, если бы Вы... открыли мне глаза... существует ли грань между идейным коммунизмом и коммунизмом криминальным. Если существует, то где она. Сознаете ли Вы, что Ваша идея растворилась в коммунистической уголовщине, как капля уксуса в стакане воды, и если сознаете это, то как можете Вы, человек идеи, мириться с этим?.. Не Вы ли провозгласили в России все виды свобод, не Ваши ли советские жандармы закрыли все газеты, арестовали собрания, расстреливают, притесняют рабочего, заковывают в цепи труд, возрождают крепостное право и ужасы Аракчеевских казарм?»
Это письмо было подшито вместе с другими материалам в «Дело» о «Заговоре Таганцева». Сведений о какой-либо реакции Владимира Ильича на это открытое письмо в материалах «дела» не имеется.
Криминальный коммунизм образца 1921 г., пользуясь терминологией А. Амфитеатрова, породил и криминальные по методам органы «социальной защиты», по сути же, прежде всего — карательные.
Уже в первых очерках, составивших это многостраничное исследование давнего «дела», отмечалась сфабрикованность «Заговора Таганцева». В заключительном же очерке стоит обратить внимание на то, что явную безобидность «организации Таганцева» с самого начала видели и следователи Петрочека. Видели, и все-таки начали фабрикацию громкого «дела», по которому только расстреляно было более 100 чел.
Интересно в этой связи обратить внимание на фрагменты доклада, составленного следователями Петрогубчека тт. Губиным и Поповым 25 июня 1921 г., то есть тогда, когда можно еще было, переосмыслив все собранные следователями материалы, остановить безжалостный маховик, прекратить дальнейшую фабрикацию «Заговора»...
Итак, что же открыли для себя следователи, изучив все материалы дела? Для простоты восприятия всей очень разной и противоречивой информации, заложенной в докладе Губина и Попова, попробую систематизировать ее по позициям:
1. «Определенное название следствием не установлено, и каждый член организации называет ее по своему». Замечательно, не правда ли? В Петрограде активно действует разветвленная боевая организация, но что это за организация, и даже как она называется, никто в самой организации толком не знает. Одни называют ее «Союз освобождения России». Другие —«Объединенной организацией». Во время одного из обысков обнаружена печать «Объединенная организация кронморяков». При другом обыске найдена прокламация, подписанная именем «Боевого Комитета». Были якобы (ибо в материалах «дела» их нет) прокламации, подписанные и так: «Народный комитет восстания», «Петроградская народная боевая организация», «Собрание представителей фабрик и заводов гор. Петрограда». Даже если допустить (а допустить это трудно, во-первых, потому, что документальных подтверждений существования указанной организации в материалах архивов не обнаружено, и, во-вторых, есть свидетельства того, что одни названия родились благодаря фантазии следователей, другие были придуманы допрашиваемыми), что все эти разные организации антисоветского характера в Петрограде по состоянию на 1921 г. были, то все равно — нет никаких подтверждений того, что, во-первых, все они входили в «Петроградскую боевую организацию», руководимую профессором В. Н. Таганцевым, и во-вторых, что это разные названия указанной боевой организации.
2. «Не имея определенного названия, организация не имела определенной строго продуманной программы, как бы не были детально выработаны и методы борьбы, не изысканы средства, не составлена схема». И опять — замечательное признание следователей: какую опасность для советской республики могла представлять подобная организация? Ни конкретной программы, ни конкретных методов борьбы! Это у «боевой»-то организации. Так, может быть, это была аморфная, но очень многочисленная боевая организация?
Цитирую: «...Наличный состав организации имеет в себе лишь самого Таганцева, несколько курьеров и сочувствующих». Небогато. Особенно — для «Второго Кронштадта»»
А методы борьбы у «боевой организации»? Ведь, судя по докладу следователей, коварный «боевик» профессор В. Н. Таганцев придумал «новый способ борьбы — установление полного контакта и нахождение общего языка между культурными слоями и массами...». А что, в этом есть рациональное зерно. Может быть, в данном тезисе следователей — корень страха и ненависти большевиков к «Организации Таганцева»: если «культурные слои», настроенные антисоветски, но не выработавшие «методов борьбы», найдут «общий язык» с массами, после гражданской войны и изматывающей «эпохи военного коммунизма» также большой любви к новой власти уже не испытывавшими, — то вот она, реальная угроза большевистской власти!