Республика Униам-Веси

– Довольно! – вскричал наконец профессор и рванулся с кровати, но чья-то сильная рука с чисто женской деликатностью удержала его.

– Успокойтесь! – прозвучал над его ухом чей-то нежный, но настойчивый голос. Профессор почувствовал странную боль в висках и сомкнул глаза.

Когда он опять открыл их, то увидел наклоненное над собой лицо, поразившее его своим видом. Это было кроткое, в высшей степени благородное, одухотворенное лицо, с проникающим в душу взглядом дивных глаз. Таких глаз геолог никогда еще не видел.

Какое-то неземное очарование лилось из этих чудных глаз, ясных, как солнце, как первая юность. Геолог почувствовал сильную симпатию к этому существу. Он не мог дать себе отчета, мужчина это или женщина. Темно-пепельная кожа и совершенное отсутствие зубов и растительности на лице и голове возбудили его удивление и любопытство.

– Кто вы? – спросил он по-польски.

Незнакомец ответил ему очень мелодичными, но совершенно непонятными словами. Профессор заговорил по-английски, но не получил ответа.

По лицу незнакомца – или незнакомки – пробежал луч радости. Геолог настойчиво повторял свой вопрос по-немецки, по-французски, но все так же безуспешно. Незнакомец, по-видимому, не понимал ни одного из этих языков. Наконец, он отошел, добродушно улыбаясь, и вернулся тотчас в сопровождении дряхлого старика, у которого тоже не было волос ни на лице, ни на голове. Браннич обратился к нему с тем же вопросом.

– На каком языке вы говорите? – спросил старик на ломаном английском.

– На английском, – ответил профессор. – Но зачем вы спрашиваете, раз знаете этот язык?

– Я не знал, что он так называется, – наивно проговорил старик и, помолчав минуту, прибавил – Хотя вид у вас очень суровый, но я вижу, что вы человек и мужчина. Кто вы и откуда?

– Я поляк, профессор палеонтологии в Оксфорде.

– Я вас не понимаю, – ответил старик.

– Где же я нахожусь? – воскликнул профессор, испуганный не столько ответом, сколько выражением сострадания, которого незнакомец не суметь скрыть на своем милом лице.

Из ответа он узнал, что находится в Африке.

– Далеко от Лондона? – продолжал он свои вопросы.

– От Лондона? Вы произнесли удивительное слово. Ученые спорят о его значении. Оно встречается на многих остатках старинных предметов и памятников.

– Но ведь это пятимиллионный город! Это сердце Англии и даже всего мира, можно сказать!

– Вы говорите преинтересные вещи. Позвольте, дайте припомнить… Это, вероятно, тот город, следы которого открыты на сорок девятом градусе географической широты…

– Но там находится Париж! – прервал его Браннич.

– Париж? Я не знаю, что это такое.

– Вы не знаете, что Париж – столица Франции?!

– Я не могу сразу сообразить…

– Но где же в таком случае, где я нахожусь?

– Вы в республике Униам-Веси, в центре современной науки. Я исполняю обязанности директора Музея Северных древностей. Я вижу, что вы редкий лингвист, так как вы бегло говорите на одном из старейших, давно забытых языков. Пройдемте, пожалуйста, в Музей. Я покажу вам интересные памятники народа, который говорил на этом языке.

Профессор прошел вслед за стариком несколько зал, наполненных разными старинными предметами. Старик нигде не останавливался и, указывая на предметы рукой, говорил лишь:

– Это позднейшие периоды Европы – третье и четвертое тысячелетие после Pождества Xристова.

Наконец они вошли в комнату, где находилась небольшая коллекция золотых монет, печати, выгравированные на камне, могильные плиты с надписями, множество золотых вещей и остатки разных научных и ремесленных инструментов. На многих предметах были надписи по-английски. Старик обращал внимание Браннича на каждый предмет.

– Вы, по-видимому, знаете английский язык лучше меня, – сказал он.

– Да, я его знаю, как свой родной, – подтвердил профессор.

– А я думал до сих пор, что никто лучше меня этого языка не изучил. Однако вы все-таки не сказали мне, кто вы, необыкновенный языковед!

– Довольно вам шутить! – не без досады воскликнул Браннич. – Английский язык знает полмира, и я совершенно не могу понять, для чего здесь собраны эти предметы, а ваше неведение меня изумляет.

Только теперь африканский лингвист понял, что видит перед собой представителя давно забытой культуры. И он закидал Браннича вопросами.

– В ваши времена жили, вероятно, эти звери? – спросил он, показывая на золотой брелок, изображающей льва, нападающего на слона.

– Конечно!

– И они назывались «лев» и «слон»?

– Именно так!

– Значит, я верно разобрал надписи. А живых лошадей вы видели?

– Мы постоянно ездим на них!

– А быков?

– Я ежедневно ем их мясо.

При этих словах старик смутился и сконфуженно перевел разговор на другой предмет.

– Пойдемте дальше, – сказал он. – Я покажу вам остатки животного царства вашего времени. У нас в музее самая богатая во всем мире зоологическая коллекция.

Они вошли в обширную залу, где под хрустальными колпаками стояло несколько десятков чучел млекопитающих и птиц. Они были сильно повреждены, но геолог без труда узнал в них самых распространенных в настоящее время животных. Там были лошадь, собака, крыса, мышь, жираф, гусь, курица и воробей.

– Это все? – удивился он.

– Было больше, но много экземпляров рассыпалось во время сильного землетрясения. Эти же драгоценные останки стоят на особых приборах, застрахованных от всяких землетрясений.

– Но ведь это самые обыкновенные животные!

– Нет, что вы, – возразил старик, – теперь это бесценные редкости. Вот эта собака была последней на земле, и чучело ее три тысячи лет тому назад было набито в Австралии. Крыса моложе ее. Она еще встречалась две тысячи лет тому назад. Мы давно уже знаем этих животных лишь по старым книгам, рисункам и сохранившимся чучелам.

Геолог слушал его с все возрастающим удивлением. В голове у него мутилось, и по спине пробегала дрожь.

– Поверите ли вы, – сказал он, – что в мои времена на земле жило более двадцати четырех тысяч пород зверей?

– Когда же это было? – спросил старый ученый.

– В девятнадцатом веке после Рождества Христова.

Старик начал быстро считать.

– Теперь, – сказал он, – тысяча трехсотый год Господства всеобщей взаимной любви… Значит, по счету древних народов, одиннадцать тысяч восемьсот девяносто пятый год после Рождества Христова.