При известии о несчастье с девушкой вопросов о том, разрешать ли гостям поселяться в деревне, не возникло. Люди только спросили, нужна ли Зигфриду помощь в построении хижины вон на том конце деревни? На что он ответил, что сам обо всём позаботится. На выделенном им месте они с Ахигой поставили палатку и, оставив Сусанну одну, отправились добывать пропитание. Аборигены уважительно разглядывали здоровяка и, особенно, его знаменательную "швабру", которую он опять взял с собой на всякий случай. Зигфрид отправился налегке. На берегу речки Зигфрид показал Ахиге, как нужно добывать съедобные корешки для племени.

– Кстати, попробуем их запечь сегодня. Когда я жил тут, то амулета-зажигалки у меня не было, а аборигены огонь не разводят. И я думал тогда, что у этих корешков может оказаться совсем неплохой вкус, если их есть не сырыми.

Но Ахига не разделял его воодушевления.

– Как они тут живут, вообще? – сказал он, – Ни огня, ни одежды, ни пищи нормальной нет... Охотиться – и то не на кого!

– Они вполне счастливы своей жизнью. Учи местную речь, и научишься лучше понимать их.

Вернулись они с парой слизней, одного из которых отдали соседям и корешками, часть которых Зигфрид всё-таки решил попробовать запечь. Сусанна сидела на соломенном пучке травы возле их палатки со словно бы приклеенной улыбкой.

– Эти люди всё время меня трогают, – пожаловалась она, – гладят по волосам, берутся за мои бусики, а я не вижу их и не понимаю. Не оставляйте меня больше одну.

– Сусанна, не капризничай, – строго сказал Зигфрид, – Никто не причинит тебе здесь вреда. Постарайся научиться их речи, она несложная. Я тебе помогу в этом. Вот слушай: коп – это голова, сварткоп – чёрная голова, то есть снюсь...

Хижина с каменным фундаментом, которую Зигфрид построил себе во время своего бывшего тут проживания, была, естественно, занята – там проживала одна многодетная семейка. Но подобного жилья аборигены себе тут больше не строили. И тогда они с Ахигой решили построить новый похожий дом, ещё просторнее, а для этого немного раздвинуть забор-перила деревни. Это оказалось непросто. Как только они, натаскав новых жердей, взялись выдёргивать старые опорные столбики, к ним прибежали мужчина – местный руководитель и самая старая женщина, которая когда-то рассказывала Зигфриду про порталы. Оказалось, что площадь деревни – это определённая догма, и если племя испытывает потребность в расширении, значит, кому-то нужно отделяться и уходить. Зигфриду стоило немалого труда убедить их, что в данном случае речь идёт только об увеличении площади жилья для особого комфорта её гостей, а не о количественном увеличении едоков слизня.

– Когда моей женщине станет лучше и она снова начнёт видеть, мы уйдём. А вы сможете занять этот прочный дом и снести хижину-другую с противоположного конца деревни, снова подогнав её общую площадь до нужной величины.

На том и порешили.

Зато дом они с Ахигой возвели по местным меркам просто шикарный – из трёх комнат, одну из которых, проходную, выделили под кухню и хранение разной хозяйственной утвари. Там они соорудили очаг, похожий на те, что устраивали в домах их мира, с металлической плитой над греющими камнями. Любопытные аборигены часто прибегали смотреть на это диво, но вот в жилые комнаты со спальными местами они без спроса не заходили – местная этика такого не поощряла.

Как и предполагал Зигфрид, корешки в запечённом виде и слегка при этом посоленные были вполне съедобны, и диета Сусанны оказалась не такой жёсткой, какой когда-то была у Зигфрида. Даже Ахига мог спокойно есть их. Однако с жителями деревни они солью не делились, не хотели вызвать у них привыкание к продукту, который тут не вечен. Зигфрид даже попытался поджарить печень слизня, но та от нагревания просто расползлась лужей, а ему потом под ехидные комментарии Ахиги пришлось идти на речку и отскребать плиту от этой противной субстанции.

Ко дню открытия портала в местную пустошь Зигфрид с Ахигой пришли вместе. "Здравствуй, пустошь. Сегодня я лишь хочу увидеть твоего привратника и взять у него нужные вещи. Открой, пожалуйста, дверь в мой родной мир". И Зигфрид стал транслировать мысленному собеседнику картинки знакомой пустоши Бисти, долины Гофер, к которой почему-то добавилась картинка рыжеволосой королевы. Марево портала тут же заколыхалось перед ними с Ахигой, а ветерок подул из-за их спин. Зигфрид без опаски шагнул почти к самому проёму, и вскоре увидел фигуру охотника Обена, целящегося в него из арбалета.

– Хлебушек есть? – насмешливо спросил Зигфрид.

– Ловите, – расслабился тот, взглянул на часы и перекинул сумку с заготовленной едой, – как вы там?

– Всё хорошо, живём в деревне, – улыбнулся Ахига своему другу.

– А как Сусанна?

– Пока без изменений.

– Обен, в следующий раз попробуем открыть портал в мир, где водится тик, – вдруг сказал Зигфрид.

– По мясу соскучился? – спросил тот.

– Хочу попробовать кое-что новое, открыть портал в мир, которого я ещё не видел.

– Не вздумай открывать портал из другого мира, – быстро сообразил Лерой, – все эксперименты будешь проводить тут, когда вернёшься. Иначе я не буду знать время открытия порталов и вообще утрачу контроль.

– Ладно, договорились, – ответил королю Зигфрид и портал закрылся.

– Что это ты придумал? – хмуро спросил Ахига, беря в руки заброшенную к ним Лероем сумку – На тика лучше охотиться вместе с Лероем, а не с тобой. Ты не охотник, а этого зверя с одного, даже меткого выстрела, можно и не убить.

– Ну я бы ловушку какую-нибудь придумал.

– Вот и придумывай. Когда вернёмся, воплотишь свою придумку. Если Лерой даст добро.

Зигфрид промолчал, сознавая правоту Ахиги и короля.

Сусанна своим обострившимся обонянием учуяла принесённые мужчинами сыр с хлебом и выпросила у них маленький будербродик. Конечно, они не могли ей отказать, и бутербродики она получала регулярно, при условии предварительного питания печенью слизней.

Неожиданно женщины деревни взяли шефство над Сусанной и стали учить её сплетать сухие стебли травы в толстые или тонкие полотна. Они ласково направляли руки слепой белокурой женщины для нужных действий, и скоро она смогла похвастаться жениху и брату первыми сплетёнными ковриками.

А вот суровый Ахига стал авторитетом у местных молодых парней и мальчишек. Он разрешил им покрасить кожу своего лица красной и бурой краской и теперь, куда бы ни пошёл, был сопровождаем маленькой стайкой весёлой