Он верил в то, чему имелись доказательства, например в физиологическую трансформацию, произведенную этим измерением с их видом. Оказавшись здесь, прежде беззащитные Стражи сделались почти бессмертными и эфемерными, подобно Кошмарам, став для них полноценными противниками.

— Старейшие переместили нас в это измерение без всяких Ключей, — указал Эйдан. — Уверен, Кошмары тоже могли проделать нечто подобное.

— Таким образом, ты отбрасываешь общепринятый ответ и заменяешь его предположениями. — Коннор допил пиво и смял пустую банку. — Вино, женщины и славные драки, Кросс. Такова жизнь Избранных Воителей. Наслаждайся ею. Что тебе еще нужно?

— Ответы. Я устал оттого, что Старейшие говорят со мной проклятыми загадками. Я хочу знать правду, причем всю.

— Да уж, ты никогда не отступаешься, — фыркнул Коннор. — Эта настойчивость делает тебя великим воином, но одновременно донимает тебя, как колючка в заднице. Тебя можно обозначить тремя словами: Мне. Нужно. Знать. И сколько, скажи на милость, было выполнено миссий, когда ты был единственным, кто знал, что за чертовщина на самом деле творится?

— Это не одно и то же, — возразил Эйдан. — Временная задержка информации — это один сценарий, но тут речь о постоянном умалчивании.

— Надо же, и это говорит тот, кто некогда был самым большим идеалистом, которого я только встречал. Что случилось с практикантом, некогда клявшимся, что, став Стражем, он найдет Ключ и уничтожит его?

— Ну, то была подростковая бравада. Тот парнишка повзрослел и устал.

— Мне нравилось быть юнцом: всю ночь трахаешься напропалую, а на следующий день потрошишь Кошмары. Но теперь дудки: или то, или другое.

Эйдан понял, что его друг пытается перевести разговор в более легкое русло, однако ему трудно было так долго таить в себе дурные предчувствия, а Коннор являлся единственным, с кем он мог поделиться.

Зная друга достаточно хорошо, Коннор ощутил его настрой.

— Послушай, Кросс. — Он положил руки на колени и уставился на Эйдана, сузив глаза и выставив челюсть. — Я тебе говорю как друг, а не как твой лейтенант, — ты должен наплевать на эти сомнения и присоединиться к войску.

— Мы попусту растрачиваем ценные ресурсы.

— Приятель, а вот я уверен, что это своего рода переключение. То, что делалось раньше, не срабатывало. И теперь решено испробовать новый подход. Это прогресс, чтобы ты знал. А у тебя в голове застой. Перешагни через себя и действуй по программе.

Эйдан покачал головой и поднялся на ноги:

— Подумай о том, что я тебе сказал.

— Уже подумал. Это вздор. На том и закончим.

— И как тебе вонища?

— Чего?

— Ну, если башка не варит, а служит вместо задницы, так она и вонять должна.

— Ну вот, понесло. — Коннор тоже встал.

— Как ты можешь отметать что-то с ходу, не дав себе труда даже на миг задуматься?

Несколько нескончаемых мгновений они мерили друг друга взглядами, в то время как каждого пропекало собственным жаром.

— Что это за чертовщина? — наконец прорычал Коннор. — Какого долбаного хрена ты от меня хочешь?

— Я хочу, чтобы кое-кто — а конкретно ты — принял в расчет возможность того, что Старейшие нечто утаивают.

— Ладно. Но я хочу, чтобы ты принял в расчет возможность того, что они этого не делают.

— Прекрасно. — Эйдан запустил пальцы во влажные от пота волосы и вздохнул. — Я собираюсь помыться.

— А потом? — поинтересовался Коннор.

— Не знаю. Придумай что-нибудь.

— Всякий раз, когда я что-нибудь придумываю, все кончается плохо. Поэтому капитан ты.

— Нет. Я капитан, потому что я лучше тебя.

Откинув назад золотистую голову, Коннор зашелся в глубоком, горловом смехе, звук которого прорвался сквозь напряжение, словно порыв ветра сквозь туманную мглу.

— Что-то из тогдашней бравады в тебе все-таки осталось.

Эйдан промолчал, но отправился под душ, надеясь, что у него осталось и нечто большее, чем помянутая бравада. Он знал: чтобы справиться со ждущими впереди нелегкими заданиями, заданиями, против которых восставали все его инстинкты, ему потребуются решительно все силы.

Лисса Бэйтс бросила взгляд на настенные ходики в виде кошки с видавшими виды усами и хвостом, служившим маятником. Было около пяти, впереди выходные, и она уже не могла дождаться, когда же кончится рабочий день.

Вымотанная до предела, она пробежала рукой по длинным волосам и зевнула: казалось, сколько ни отдыхай, ей все равно не удастся подзарядиться. По выходным она большей частью беспокойно ворочалась в постели или, отбросив одеяло, хлестала бадьями кофе. Общение становилось все более скудным, времени в кровати она проводила все больше, но, поскольку выспаться не удавалось, сил это не прибавляло. Никакие прописанные медиками средства от бессонницы не помогали, но ведь дело было вовсе не в том, что ей не удавалось заснуть. На самом деле она не могла побороть тягу ко сну.

Ей просто-напросто никак не удавалось хоть чуточку отдохнуть.

Встав, Лисса подняла руки над головой, потянулась, и каждое сухожилие ее тела отозвалось протестом. Огоньки ароматических свечей поблескивали на верхушках металлических картотечных шкафов, забивая медицинские запахи ароматом сахарного печенья. Правда, пробудить в ней, как предполагалось, аппетит этим вкусным запахам все равно не удавалось. Она теряла вес, слабела, и врач собирался отправить ее в стационар, чтобы провести мониторинг «быстрого сна», а она была готова согласиться. По мнению доктора, сопровождавшее ее всю жизнь почти полное отсутствие воспоминаний о сновидениях представляло собой ментальное проявление некоего физического расстройства, сути которого он пока не уловил. Лисса была благодарна ему уже за то, что он не прописал ей смирительную рубашку.

— Это был последний пациент, так что, если хотите, можете идти домой.

Повернувшись, Лисса вымучила улыбку в адрес Стейси, секретарши из приемной, стоявшей в дверном проеме кабинета.

— Хреново выглядите, док. Что-то неладно?

— Черт возьми, если бы я знала что, — пробормотала Лисса. — Уже целый месяц, как чувствую себя из рук вон плохо.

На самом деле она чувствовала себя неважно большую часть жизни, что во многом определило выбор ею медицинской карьеры. Теперь Лисса проводила в своей клинике с мраморными, цвета сливок полами и мягким викторианским убранством столько времени, на сколько хватало сил и энергии. Узкий, обшитый деревянными панелями коридор выводил к зоне ожидания, где в старинных клетках ворковали маленькие попугайчики. То было теплое, уютное место, и Лиссе очень нравилось находиться там, когда она не была такой чертовски усталой.

Прислонившись к дверному косяку, Стейси сморщила нос. Одетая в медицинскую куртку и штаны, украшенные изображениями мультяшных зверюшек, она выглядела веселой и привлекательной, что вполне соответствовало действительности.