— Ну, сначала, что ли?.. Раз ты настаиваешь…

— Начало было в раю, когда имело место коллективное потребление витаминов. Потом всё уже только повторялось.

— Категорически протестую против сравнения несчастного добропорядочного Адама с преступником Климчаком!

— Хватит ёрничать! Это я не позволю называть несчастного Климчака преступником!

Кайтусь моментально оценил ситуацию и, заметив гневные искорки в глазах Патриции, счёл, что ссора ему ни к чему, а по-хорошему, глядишь, удастся отбрехаться, да ещё, возможно, по обоим направлениям, и тут же сменил фронт.

— Ругаться будем или обсуждать? — недовольно спросил он.

Патриция тоже отступила. Уж очень хотелось всю подоплёку этого мутного дела. Вот выудила же при случае фамилию насильника. Раньше Кайтусь её не называл, а первую страницу дела она не нашла.

— Ладно, ладно, но на каком основании ты называешь Климчака преступником?

— Он же Стасю изнасиловал.

— С чего ты взял? — с удивлением фыркнула Патриция.

Теперь удивился Кайтусь:

— То есть?

— Давай официально. Сформулируй-ка определение изнасилования.

Холодно, вежливо и с явной подначкой… Эта стерва крепко держится в седле. Кайтусь напрягся, чувствуя пробуждающийся азарт. Ему нравились такие интеллектуальные поединки. Патриция была отличным противником, в том числе и поэтому он так хотел её заполучить.

— В Уголовном кодексе есть определение: изнасилование — это половое сношение с применением насилия или угрозой его применения к потерпевшей или другим лицам либо использование беспомощного состояния потерпевшей, — оттарабанил Кайтусь.

Чуть помолчав, Патриция слегка изменила направление и пролепетала сладчайшим голоском:

— Половое сношение… Насилие, говоришь… А как же быть с самообороной?

— Какой ещё обороной?

— Ну, обороняться же надо до последнего. А если потерпевшая перестала защищаться, значит, и нет никакого изнасилования.

Кайтусь отрицательно замотал головой:

— Это раньше так было, теперь на это иначе смотрят. Трудно от женщины требовать, чтобы, имея дело с каким-нибудь сильным гадом или несколькими мужиками, в конце концов она не выбилась из сил.

— Ага. Таким образом констатируем, что в старинном городе Плоцке завёлся сильный гад, бандюга и извращенец Климчак, который, напав ни с того ни с сего на хрупкую невинную девочку Стасю, вызвал у неё такое помрачение ума, что она отправилась с ним в дальнюю поездку на окраину города. Заметь, весьма охотно и без малейшего сопротивления. А потом так удивилась оказанному ей вниманию, что впала в прострацию…

Кайтусь в этом разговоре чувствовал себя уверенно, так как видел, что Патриции далеко до сути дела, но бдительности не терял, уж слишком многое ей оказалось известно, и поспешил вставить словцо:

— Вот именно. И не могла защищаться.

— Что за неожиданность…

— Ничего удивительного. Юной невинной девушке и в голову не могло прийти, что задумал прилично выглядевший молодой человек, брат её подруги…

— Ты уж как-нибудь определись. То извращенец, то приличный молодой человек.

— Внешность обманчива, — назидательно напомнил Кайтусь. — А откуда ты вообще всё это знаешь?

Патриция не скрывала источника своих обширных знаний:

— Из тех материалов дела, что валялись у тебя на столе, я же говорила. Надо было, конечно, просмотреть их повнимательнее, ведь показания — сплошной идиотизм, но кое-что я углядела. Сдаётся мне, что главную, хотя и непонятную роль играет там некая, как её… погоди… Зажицкая. Весьма непоследовательная особа. То Стася у неё — знойная гетера, то Климчак — озверевший эротоман. Похоже, это она всю кашу заварила. Верно?

— Уж лучше озверевший эротоман, — твёрдо заявил Кайтусь, которого жертва-гетера никак не устраивала, а машину на два месяца выиграть хотелось. — Но ты права, мотором всего дела является Зажицкая, в последний раз она всех собак на Климчака вешала, а на какой стадии будет в суде, один бог знает. Как ты эту Зажицкую вычислила?

— Про неё-то как раз у тебя целая страница была, ещё и с комментариями на полях.

— На кой чёрт я это вообще туда-сюда таскал…

Прокурор перестал скрывать свои опасения по поводу успеха на предстоящем процессе. Из тактических соображений он даже их преувеличил, подкрепляя силы коньячком с закуской. Иллюзий он не питал и понимал, что Патриция украденный денёк так за здорово живёшь не простит… А ведь он уже клялся всеми святыми… Приходилось только надеяться, что удастся задурить ей голову и отбрехаться. Доказательств у неё, в конце концов, никаких, а там уж что-нибудь придумается. Лишь бы не сегодня, не сей момент! Пусть уж лучше сосредоточится на споре об этом уголовном деле, а так, глядишь, она отмякнет, и всё само собой утрясётся.

Патриция становиться мягкой и забывчивой даже не думала. Ей уже исполнилось тридцать, девичьи иллюзии остались позади, и сомнений по поводу кобелиной сущности Кайтуся у неё не возникало. Зато возникал протест. Она не намерена была тащиться в длинном хвосте поклонниц и существовать в гареме, о чём и поведала Кайтусю с самого начала и прямым текстом. Он горячо поклялся, что встанет на путь исправления. Твёрдо. На всю оставшуюся жизнь! Долой других баб! Патриция — единственная в мире и навсегда таковой останется!

Несмотря на заморочки с разводом, Патриции хватило здравого смысла, чтобы ему не поверить, и очень скоро оказалось, что правильно. А жаль… Он, бедняга, старался, да только не очень получалось. Новый поход налево просвечивал из всех щелей, но сейчас Патриция была совсем не в настроении выслушивать очередную ложь. Из двух зол уж лучше спорить о процессе.

Изнасилование, как же! Даже не смешно…

* * *

Зал суда был маленький и довольно обшарпанный. Для заседаний при закрытых дверях лучше не придумаешь. Без малого половину пространства занимали непосредственные участники процесса, которых Патриция принялась внимательно разглядывать.

Судья, двое народных заседателей, девица, ведущая протокол, обвинитель, защитник. Какой-то помощник, вероятно, практикант или стажёр, со стороны обвинения, судебный пристав, конечно, обвиняемый и два милиционера по бокам, будто судят как минимум серийного убийцу. Ещё три-четыре человека в рядах для публики, на которых репортёрша взглянула мельком, ибо судья уже принялся что-то читать, бормоча себе под нос.

Старый гриб, замученный жизнью, толстый, неотёсанный и при этом обиженный на весь мир, он производил впечатление полного тупицы. Однако Патриция решила не терять надежды, так как успела, пусть бегло, но всё же оценить обвиняемого.

Да уж, нашли извращенца, нечего сказать! Среднего роста, худощавый блондинчик, даже симпатичный, ничем не походивший на грубого самца, бандита и вообще злоумышленника. Приятный, располагающий к себе парень, не способный на насилие, спокойный и воспитанный, одетый даже с претензией на элегантность. Кайтусь, должно быть, спятил, если хочет его представить Ванькой Каином.