мне доносится низкое утробное рычание. Похоже, оборотень и пришёл именно туда, куда хотел.

— Ты разве не собираешься его задержать? — интересуется Лия за моим плечом.

— Как ты могла заметить, я не особо к этому готова, — отвечаю я.

— Да, милые пижамные штанишки.

Я фыркаю. Удобнее перехватываю кинжал, встаю в боевую стойку.

— Если он омега, — продолжает Лия, — то и слушать нас не будет.

— Что тогда делать?

— Ты у меня спрашиваешь?! — от возмущения Лия начинает задыхаться. — Защитница здесь не я!

Да, вот только есть проблема — я не помню ничего из того, чему меня могли учить последние два года.

— Ладно, — выдыхаю я. — Тогда будем импровизировать…

Медленно протягиваю свободную руку Лие за спину в надежде, что она поймёт меня правильно. И как только её холодные пальцы соприкасаются с моими, я крепко сжимаю её ладонь и дёргаю нас в сторону.

Мы пускаемся бегом.

Лия на каблуках, и мне приходится буквально тащить её за собой, чтобы та не отставала. Но отчётливее, чем звон её туфель, я слышу тяжёлые, грузные шаги за нашими спинами. Я не знаю, как нам убежать от него, ведь нападающий — оборотень. А Лия, похоже, не понимает, зачем мы вообще это делаем, когда я могу, — то есть, должна, — повалить его одной правой.

Мы оказываемся на главной улице. Переходим на шаг.

— Думаешь, он от нас отстал? — спрашивает Лия обеспокоенно. Когда ни через мгновение, ни, подождав секунд десять, она ответа не получает, задаёт новый вопрос: — Слава, почему мы вообще бежали? Разве вас не учат, как правильно реагировать на такие ситуации?

— Учат, — подтверждаю я. У меня начинает звенеть в ушах. — Но кое-что случилось, и… — Я обрываю себя, поворачиваю голову на Лию и внезапно вижу на её лице искренний интерес. — Неважно. Главное, мы вроде как…

Я не успеваю договорить. Мощный удар в спину заставляет разжать пальцы обеих ладоней: и держащие кинжал, и держащие руку Лии. Я падаю на мокрый после ночного дождя асфальт. Подстраховываю себя руками, выставляя их перед собой, но вместо приземления внезапно проделываю странную комбинацию с кувырком и оказываюсь на ногах лицом к противнику.

Теперь он без капюшона. Я вижу холодные голубые глаза, мощные клыки, покрытые шерстью щёки и челюсть, вижу вздутые вены на шее.

Не может быть…

— Тай? — спрашиваю, вглядываясь в вытянувшееся лицо.

Юного оборотня признание собственной личности с моей стороны только злит. Он делает рывок мне навстречу, но не завершает манёвр — остановиться его заставляет громкий сигнал проезжающего где-то рядом автомобиля.

— Уходи, — говорю я, пользуясь секундным замешательством. Гул в ушах становится нестерпимым. — Я не хочу с тобой драться!

Тай рычит, люди вокруг обступают нас в кольцо. Не все из них боятся. Для многих это как постоять и поглазеть на работу пожарной бригады или проводить завороженным взглядом карету скорой помощи — они знают, что я просто выполняю свою работу, и лишь стараются не попадаться под руку.

Но и уходить — не уходят. Ведь потом им будет, что рассказать за ужином.

— Это же Романова! — восклицает кто-то из зевак.

Откуда они знают мою фамилию?

Тай снова выпадает вперёд. Я не буду поднимать кинжал. Не хочу причинять ему боль. При отсутствии сопротивления, в этот раз Таю удаётся с лёгкостью повалить меня на землю.

Он нависает надо мной, дышит тяжело. Я вспоминаю имитационную комнату и оборотня, в чьё тело раз за разом погружала лезвие ножа.

Перед глазами всё плывёт.

Я не готова сражаться. Я даже жить ещё не готова.

— РАЗОШЛИСЬ! — орёт кто-то.

Звук выстрела. Люди со всех сторон отвечают на него короткими выкликами.

Тай мешкает. Мгновение ему требуется на то, чтобы принять единственно верное решение — бежать. Но он не успевает: взявшийся из ниоткуда Бен бьёт его кулаком в лицо. Я вижу кровь, брызжущую из носа Тая. Юный оборотень заваливается на бок, Бен прикладывает что-то к его груди, что заставляет того биться в конвульсиях.

Должно быть, электрошокер.

— Тай из волков, — холодно произносит Бен, разворачивая обмякшее тело Тая спиной к себе и заламывая ему руки. — Именем Авеля, закона Рассветной Восьмёрки и согласно пакту Единства вы арестованы и будете переданы в штаб для дальнейшего разбирательства.

Бен поднимает Тая, вялого, неспособного дать отпор, на ноги и передаёт подошедшей защитнице. Её я не узнаю.

— Говорил же! — теперь Бен обращается ко мне, но вместо того, чтобы помочь встать, сотрясает воздух кулаком. — Говорил, что нужно было пойти вместе!

— Ситуация была под контролем, — ворчу я.

Но внутри разве что только не плачу от облегчения. Как хорошо, что Бен никогда меня не слушает!

Он протягивает руку, я хватаюсь за неё. Встаю на ноги, но вес собственного тела удерживаю неуверенно, и Бен чувствует это — не выпускает мой локоть, даже когда я говорю ему, что всё в порядке.

— Я не слепой, — говорит Бен. — А ты бледная, как поганка. Твой парень знает, что мы дружим, и пустит меня на лоскутное одеяло, если с тобой что-нибудь случится.

— Так ты за меня волнуешься или за Власа?

— За свою безопасность.

Я фыркаю. Бен в ответ мне грустно улыбается.

— Спасибо.

Бен выпускает мою руку, и к машине мы идём всё ещё вместе, но уже просто рядом.

— Забей, — отмахивается Бен. — Мы же друзья, верно?

Друзья… Сильно ли подпортит дружбу тот факт, что ночью, когда думать о старой жизни уже нет сил, иногда я вспоминаю тот наш глупый поцелуй?

— Верно.

Багажник всё того же знакомого мне красного джипа теперь представляет из себя передвижную камеру, оборудованную уплотнёнными стенами и решёткой из специального сплава. Присаживаясь на заднее сидение, я, не оборачиваясь, чувствую на себе острый взгляд холодных глаз Тая.

Куда делся парень, играющий с законом, но никогда не переступающий черту, отделяющую его от настоящего преступника? Почему на его место пришёл тот, кто ведёт себя так, словно ему уже нечего терять?

— Слав, — зовёт Бен. Я поднимаю глаза на зеркало заднего вида. — Предупреждаю — мы едем в штаб. И тебе, хочешь ты того или нет, с сегодняшнего дня придётся возвращаться к работе.

Я перевожу взгляд на Бенову спутницу. У неё длинные белые волосы, заплетённые в косу, и угловатое лицо: острые нос и подбородок, сильно выпирающие скулы. Я не узнаю её, но с уверенностью могу сказать, что она не на все сто процентов человек.

— Ты хочешь моей смерти, — протягиваю я, спускаясь по сидению ниже, пока подбородок не упирается в грудь, а колени — в спинку впереди.

Бен на моё