Вот как-то бреду я с плаца, все ноет, на белый свет смотреть тошно, зубы болят, хоть о стены головой стучись. А тут раз и полегчало. Чуточку. Я засуетился, искать начал, к дверям госпиталя вышел. А оттуда силой тянет.

У нас своих больных и раненых не особо много было. Но как местные узнали имя нашей медикуса, мигом ее работой загрузили. Старшой не против был, заработок-то не такой маленький. А она, не поверите, очень лечить любила. И умела. Я бы сказал, лекарем от бога была, если бы не знал, куда ее жизнь заведет. А поскольку знаю, то скажу, что была она целителем от природы.

Так вот, в госпитале очередному бедолаге криво сросшуюся ногу ломали. Орет, деревяшку в зубах чуть не сгрыз, а я вошел, потянулся и разом всю боль забрал. И ему полегчало, и мне похорошело.

Доломали кости, уложили, медикус наша пот вытирает и ко мне поворачивается. Она вообще быстро соображала, вот и здесь мигом два плюс два сложила.

Ассистенту указание дала, мол, шину клади и убежала. А через пять минут возвращается со Старшим.

Долго они удивлялись, что оказывается боль при лечении — совсем не та мерзость, что при пытках. Ну и меня тут же к госпиталю приписали. Пациентов много было, так что я через неделю забыл и про холод, и про сырость. А медикус наша все удивлялась и почему-то лимоны и кислую капусту поминала. Вот при чем здесь они, до сих пор гадаю.

* * *

— Только недолго я в госпитале был. Уже месяца через полтора сила с операций во вред стала. Забавно, что сперва это медикус заметила и только в особых случаях вызывать стала. Как-как… наблюдательная она была безумно. Любую мелочь подмечала.

А я подрос, по плечо людям стал. Ну и начали учить: щит, меч, топор, кулачный бой, борьба и прочее такое. Честно сказали: "Как тебе правильно драться, понятия не имеем, так что будем как всех. Ну а ты уже думай, прикидывай; чего надумаешь — говори, проверим"

Так до весны и дожили. Всю зиму Старшой мне про людской мир рассказывал, а я ему — как у нас в Аду живется. Потихоньку и другие на мои рассказы собираться стали. Перед самым выходом я неплохо в земных делах разбираться начал — удивился, что мы аж полтысячи человек так легко собрали.

Долго Старшой смеялся. "Все просто, — говорит. — Со всеми давняя договоренность была. Всего-то делов оставалось — пройти да собрать".

А как дороги просохли, мы выступили. Оказывается, что и первый найм Старшой еще осенью нашел.

Две недели марша — добрались до врага. Такая же наемная рота, как и мы. С утречка поднялись, собрались, выстроились и на них. Ну а они на нас, соответственно. При схождении постреляли, потом щитами уперлись, никто передавить не может. У первых рядов и щиты, и доспех хороший, так что даже раненых почти не было. Стоим, бодаемся. И тут Старшой с ветеранами клин из строя выбросил, чужой строй проломил, до капитана ихнего дошел, и они сдались. Ага, вот так вот банально.

Я еще удивился. Я-то помнил, как прошлым летом насмерть с кавалерией резались, как в замке защитники уже знали, что проиграли, а все равно дрались. Не все, разумеется.

А тут вот так вот.

У Старшого спросил, он долго смеялся: 'Это ж наемники, чего им до упора биться, когда они поняли, что мы сильнее? Захотели бы — не вопрос. Не захотели, нам же лучше — потерь не будет. А прошлым летом мы с дружиной дело имели'

Противники свалили, а мы потопали дальше. Через три дня вышли к настоящей цели — колдовской башне.

Ага, и ее хозяин меня призывал когда-то. Я мигом припомнил, где подземный ход выходит…

* * *

Вот, казалось бы, все кто рядом жили, послушать сходились. Так в этот раз еще больше набежало. Очень уж любили здешние обитатели истории, как колдунов мучают и убивают.

— Выделил Старшой три десятка во главе с Браконьером. Ну, таких, кто в лесу получше были. И отправил меня с ними сторожить ход. Мол, тихонько там сядьте, чтоб эта сволочь не сбежала. А остальная рота начала таран делать, осадные лестницы сколачивать… Башня стоит тихая-тихая, только изредка зарницы в окнах просверкивают.

Ну, наши трясутся, но виду не показывают. Как ночь настала, роте приказ: 'Стройся!', и в придачу ко мне с Браконьером лучшую полусотню аккуратно подвели. Ух, думаю, знатно колдуну щас наваляем! Жаль только, людей уйму потеряем. Башенка-то та еще. Я ее хорошо помнил и все Старшому пересказал.

Сидим, в общем, ждем сигнала. Я весь аж извелся. То хочется, чтоб побыстрее началось, чтобы первому до колдуна добраться. А то наоборот, как вспомню, что он может, в дрожь бросает. Браконьер еще додумался, говорит, мол, успокойся, ты чего нас этой сволочи в башне выдать хочешь? Словно не знал, что колдун меня чуять может, особенно, если я о нем думаю. Ага, так я после его слов и успокоился. Только хлеще стало.

А после полуночи из хода Старшой с Сержантом вылазят. И колдунишку волокут за шкирку. Ох, он громко ругался… и капитана, почему-то, поганой 'Четверкой' назвал.

То есть пока вся рота, трясясь от страха, перед воротами строем стояла… Пока мы здесь комаров кормили, они вдвоем с Сержантом влезли, понимаешь, по стеночке. Хозяина башни нашли, оглушили и подземным ходом к нам. Кстати, снаружи этим путем не пройти было, он заранее к обрушению был подготовлен.

Вот так для меня кампания и закончилась. Я аж загрустил, что ничего не сделал. Ну, вообще ничего.

Но Старшой мигом заметил. И доходчиво разъяснил, что без меня обмануть врага не вышло бы. А что в подземный ход не полезли, так только полный идиот будет делать то, что от него ждут.

Я удивился, про бой с наемниками спросил, как он заржал… Вот чистого правильного боя они от нас и не ждали, оказывается. Любой подлянки ждали, к любой хитрости готовились, а прямой схватки не ожидали.

Репутация, говорит, страшная сила.

Уже колдуна убили, башню его заказчику передали, назад шли, я у Сержанта спросил, а почему колдун его "Четверкой" обозвал. Тот при Старшом попросил не упоминать, но рассказал. Оказывается в те